Без поддержки отцовских денег я
чувствовала себя достаточно неуверенно, но гордость толкала вперёд,
будто сильный порыв ветра, который дует в спину и помогает сделать
следующий шаг. Если у нас и было с отцом что-то общее, то это
невероятное упрямство, из-за которого ладить друг с другом не
получалось с самого детства. Ещё в начальной школе я чётко дала
понять родителям, что никаких бальных танцев в моей жизни не будет,
но они решили не прислушиваться к моим словам: точнее отец настоял,
чтобы я продолжала. Поэтому на третье занятие я как бы невзначай
стукнула партнера так, что он разрыдался от боли, а еще в течение
часа у него текла кровь из носа. Конечно, после этого с малолетней
бунтаркой никто связываться не хотел, и отец под натиском матери
отступил от идеи фикс сделать из меня танцовщицу.
После её смерти за несколько лет у
нас с ним постепенно вырисовывались четкие правила совместной
жизни, не нарушая которые, мы могли существовать вместе без угрозы
для чьего-то здоровья. Психического, конечно. Каким бы разъяренным
мужчина был, но поднять руку на дочь, то есть меня, не решился бы,
хотя вибешивала я его время от времени знатно. Сама понимала, где
перегибаю, но остановиться не могла, продолжая по инерции
действовать, как самовлюбленная, истеричная малолетка. Сдерживали
только воспоминания о матери, которая меня воспитывала совершенно
иначе, поэтому я отступала, прекращая военные действия после
первого акта. Правда, в большинстве случаев последствий хватало,
чтобы отец впадал в ярость от моего невыносимого поведения на
несколько дней, придумывая новые и новые наказания. Так, я лишалась
всего: карманных денег, прогулок, телевизора и смартфона, поездок с
классом за границу, подарков на праздники. Возмущенная его
жестокостью, каждый раз я громко хлопала дверью, запиралась в
комнате и рыдала, уткнувшись красным носом в подушку.
Отец оказался изобретательным в силу
опыта в управленческой деятельности и нашел выход, который устроил
нас обоих. Классе в седьмом мы подписали контракт, согласно
которому в мои обязанности входило учиться на отлично, не
пропускать дополнительные занятия с репетитором английского и не
позорить отца своими выходками перед партнерами по бизнесу и
друзьями на мероприятиях, где мы могли пересечься. С другой стороны
отменялись все нелепые наказания, запрещалось вмешиваться в то,
каким образом я распоряжаюсь свободным временем, и беспрекословно
выделялись средства на мои желания. С последним пунктом никаких
споров у нас не возникало, денег отец никогда не жалел. В
дальнейшем, когда я начала осознанно тратить средства, появилась
рабочая схема: веду себя соответственно, притворяясь примерным
ребенком, и ежемесячная сумма на личные расходы пропорционально
возрастает.
Оставалось только одно: о нашем
договоре никто не должен узнать. Для всех окружающих мы счастливая,
любящая семья из двух человек, которую потеря жены и матери только
сплотила. То, что мы не могли и пяти минут усидеть за столом,
спокойно разговаривая, не выносилось за пределы дома. Поэтому я
даже не могла пожаловаться подругам на то, какой мой папа - деспот
и тиран и как одиноко я чувствую себя все эти годы, хотя и подруг у
меня не было. Поэтому для всех он казался воплощением идеального
отца, который позволяет мне абсолютно все.
Сегодняшнее утро началось из рук вон
плохо - мы появились на кухне одновременно. Такое случалось крайне
редко: в дни, когда у меня было утренняя тренировка, я покидала дом
значительно раньше, чем отец просыпался, во все остальные дни он
уходил раньше моего подъема. Однако, если в его графике внезапно
что-то менялось, я пыталась уступить ему кухню и возвращалась к
себе в комнату, чтобы дождаться, когда он отчалит на работу. Лучше
немного опоздать, чем испортить настроение нашими утренними спорами
до конца дня. На этот раз я так сильно спешила, что решила нарушить
собственное правило.
