Саквояж и всё-всё-всё. Книга. IV. Пестрый налим

Пёстрый налим

Отжимания от пола сродни уплате налогов. Занятие, по общему мнению, полезное, но положительных эмоций не вызывающее. Я, например, с детства подозревал, что спорт придумали очень злые люди. Возможно, те же, кто изобрёл будильник, рыбий жир и понедельники.

– Десять! – объявил я, осилив два повторения, и распластался на полу.

Немного полежал, глядя в потолок. В углу притаилась паутина, в центре которой бодро копошился её полноправный владелец. Я мысленно перебрал все известные мне приметы, связанные с появлением пауков в доме, и предсказуемо остановился на самых приятных: к здоровью, семейному благополучию и скорому успеху во всех начинаниях.

В этот момент зазвонил телефон.

– Алло, – произнёс я с робкой надеждой, что на том конце провода окажется кто-то разумный и с хорошими новостями (хотя откуда бы им взяться? ).

– Бодрое утро, Виктор! – голос Гриши был таким оглушительно жизнерадостным, что его хотелось запретить на законодательном уровне. – Я по делу. Заскочу через полчасика!

– Какое ещё дело?

– Очень важное! Ну, не то чтобы очень. Но зато неожиданное. Короче, жди!

Он бросил трубку. Приметы не заставили себя ждать. Успех в начинаниях, очевидно, уже стоял за дверью.

Дверной звонок грянул ровно через тридцать минут, будто Гриша сверялся с палатой мер и весов. Это само по себе было подозрительно. Обычно он либо опаздывал на три дня, либо материализовывался без предупреждения в семь утра с куском торта и невинным вопросом: «Ты спал? »

На пороге стоял он – ходячий, дышащий, вопиюще жизнерадостный оптимизм. Белобрысые вихры торчком, взгляд ясный, улыбка на пол-лица. Бодр, свеж и даже причёсан. Одет, как всегда, неправдоподобно ярко. Я всегда подозревал, что где-то существует его двойник – суровый мужчина в сером костюме, – просто для сохранения вселенского равновесия.

Когда-то в школе мы прочили его в гении, но гениальность так и не манифестировалась, уступив место редкой способности находить нечто из ряда вон выходящее в самых заурядных вещах.

– Витя! Вот и я! – он ворвался в квартиру, сияя, как новогодняя гирлянда. – Как жизнь? Творческий процесс кипит?

– Пузырится… – пробормотал я. – Проходи. Кофе будешь?

– Конечно! Ты же знаешь, я за здоровый образ жизни.

Я знал. Для Гриши кофе был безусловно полезен, потому что бодрил. А кофе с коньяком – полезен вдвойне, ибо бодрил ещё сильнее.

Мы прошли на кухню. Я поставил турку на плиту, извлёк банки с кофе и сахаром. Гриша уселся за стол, смахнул невидимые крошки и, сцепив руки в замок, торжественно объявил:

– Я тут залип на фотографии шестидесятых!

– В смысле?

– Ну, старые снимки. Люди, машины, улицы… Это как портал в прошлое! Такие экземпляры попадаются – дух захватывает! Кстати, у тебя нет случайно чего-нибудь эдакого?

Я задумался.

– Вроде бы была одна… Купил как-то вместе с саквояжем.

– Ого! – оживился Гриша. – Покажь!

Я отправился в комнату и извлёк из-за дивана потёртый кожаный саквояж – трофей из одной антикварной лавки.

Вернувшись на кухню, я водрузил его на стол и принялся потрошить недра. Там по-прежнему обитал целый ворох будущих загадок: одинокая перчатка из тонкой кожи с вытисненными на ней алхимическими символами, старый театральный билет, блокнот с непонятным шифром, какая-то шкатулка… Наконец, под всем этим археологическим слоем, нашлась и она. Фотография.