Туман лежал плотной завесой над истерзанной землей, скрывая следы битвы, что закончилась лишь часы назад. Небо, еще недавно расколотое вспышками демонической энергии и светом ритуальных оберегов, теперь было безмолвно и свинцово-серо. На месте, где схлестнулись миры людей и духов, осталась лишь тишина, нарушаемая редким стоном ветра, проносящегося над обугленными скалами и разрушенными святилищами.
Среди этого хаоса, в самом сердце иссякающего вихря искаженной энергии, стоял он. Вонзенный глубоко в черную, оплавленную землю, клинок не отражал тусклый свет, а, казалось, поглощал его, становясь абсолютным центром тьмы. Выкованный из древней, неизвестной стали, он был старше гор и рек этой земли. От его поверхности исходила аура огромной, дремлющей силы – силы, что только что сумела отбросить обратно в Бездну нечто непостижимо древнее и злобное.
Это был Куроганэ но Тамашии, Душа Черной Стали. Меч, не имеющий равных, оружие, рожденное на грани миров
Одинокая фигура, чьи очертания мерцали и расплывались, словно сотканные из самого тумана, приблизилась к клинку. Это не был человек. Это был дух земли, древний *ками*, свидетель бесчисленных рассветов и закатов, тихий хранитель этих мест. Он чувствовал дрожь стали, пульсирующую глубоко в земле, отголоски битвы и бремя силы, заточенной внутри меча.
*Ками* склонился. Не с благоговением перед оружием, а с печалью. Он знал истинную цену силы.
«Ты уснул, Душа Черной Стали», – прошептал дух голосом, похожим на шелест осенних листьев. Его взгляд, не имеющий глаз, казалось, проникал сквозь материю, видя не только клинок, но и его прошлое и будущее. «Но то, что ты заточил, лишь ранено, не уничтожено. Тьма терпелива».
Он чувствовал, как меч отзывается, не словами, а вибрацией, древним эхом своего предназначения.
«Ибо великая сила – это и великое проклятие», – продолжил *ками*, и его голос стал чуть громче, словно его подхватил сам ветер. – «Ты будешь ждать. Ждать часа, когда баланс снова пошатнется. И тогда… ты призовешь того, кто примет твое бремя. Не воина, не героя из легенд, а того, чья душа сможет выдержать твой огонь. Того, кто не ищет власти, но найдет ее в тебе. И на его пути ляжет тень веков, а в сердце его… расцветет нечто хрупкое и сильное, способное либо спасти его, либо сломить».
Туман сгустился. Фигура *ками* растаяла в нем, оставив лишь одинокий меч, воткнутый в землю, и невидимый шепот древности, обещающий возвращение как силы, так и тьмы.
*Куроганэ но Тамашии* ждал.
Часть 1: Наковальня и Тень
Глава 1: Тихая Жизнь Кузнеца
Утро в деревне Ямада начиналось с робкого света, пробивающегося сквозь занавес тумана, окутавшего предгорья. Для Кендзи оно начиналось с другого света – огненного сияния горна. Каждый день, еще до того, как большинство жителей деревни просыпалось, он уже был в кузнице, раздувая угли, готовясь к работе. Ему было двадцать лет, и почти половину своей жизни он провел здесь, среди запаха угольной пыли, звона молота и шипения раскаленного металла в воде.
Кузница была его домом. Небольшое, пропахшее дымом строение рядом с домом его мастера, старого Хироши-сан. Хироши был человеком немногословным, с руками, покрытыми мозолями и шрамами, но способными творить чудеса из грубого железа. Он научил Кендзи всему: как чувствовать металл, как читать пламя, как бить молотом не только сильно, но и точно, вкладывая в каждый удар часть своей души. Кендзи не был его сыном по крови, но Хироши был единственным отцом, которого он знал, с тех пор как сиротой попал под его опеку.
Сегодняшнее утро ничем не отличалось. Кендзи работал над починкой лемеха для плуга старого фермера Такеши. Работа была рутинной, но Кендзи подходил к ней с тем же усердием, что и к ковке нового серпа или топора. Он верил, что даже в самой простой вещи должна быть красота и прочность. Каждый удар молота был размеренным, ритмичным, сливаясь с тихими звуками пробуждающейся деревни. *Дзинь-дзинь-дзинь*, – отбивал молот, *шиииип*, – шипел металл, *шух-шух*, – раздувались угли. Это была музыка его жизни.
