Природные пейзажи за окном вагона пассажирского поезда все время менялись и мне очень нравились. После Ростова-на-Дону как-то незаметно пропали чинары, тополя и пышные южные лиственницы, уступив место березам, весело белеющим тонкими стволами среди кустов, высоких елей и лип. Изменились и поля. Они стали большими, зелеными и влажными. Вчерашний школьник, я впервые выехал за пределы родного южного города, решив поступить на учебу в столичный престижный вуз. Плацкартный вагон был полон пассажиров. Пахло любительской колбасой, вареными яйцами. Из тамбура доносился табачный дым, там все время курили. Пиво с попутчиками я не пил, читая свои конспекты по истории и литературе, и поэтому очень обрадовался, когда на смену шумной компании, вышедшей в Воронеже, в мое открытое полукупе вошел пожилой инвалид с костылем и небольшой сумкой-саквояжем в руке. Тяжело дыша, он сел напротив и несколько минут, закрыв глаза, отдыхал от посадки в вагон. Я быстро сходил к проводнику за чаем, мы познакомились и разговорились. Петр Иваныч одобрил мое желание учиться, пожелал мне поступить и рассказал о себе. Бывший инженер, получивший инвалидность на заводе, не согласился с размером пенсии и ехал в министерство, в Москву.
– Мне в облсобесе так и сказали, чтобы ехал сам в столицу. Поднимут пенсию, они имеют право. Вот и еду! – Он поставил стакан с тяжелым железнодорожным подстаканником на столик и сокрушенно добавил: – Раньше я здоровый был, зимой в реке купаться мог. Думал, мне сносу не будет. А как заменил ногу протезом – все болезни на меня посыпались. Давление, сердце и еще черт знает что.
Классическая литература, которую я любил, учила доброте и гуманизму, а Джек Лондон и О. Генри – стойкости и оптимизму. Помнится, я сказал, что все равно здорово, что он выжил, борется за жизнь, и все будет хорошо!
Он улыбнулся, начал рассказывать о своей дружной семье, о помощи, которую получил в те прошедшие тяжкие дни.
– Вот видите! – радостно поддержал я мужчину, по возрасту подходившего мне в отцы.
Мимо все время проходили люди из других вагонов. Служащие из вагона-ресторана провозили на тележках воду, шоколадки, печенье и предлагали горячие обеды. Мы с Петром Ивановичем разгадали и заполнили сложный кроссворд из журнала «Работница» и обсудили последний космический полет.
Он сел в Рязани. Молодой мужчина с загорелым лицом и сильными жилистыми руками. Вещей у него не было.
– Серега! – представился попутчик, подавая руку для знакомства мне и инвалиду. Мы по очереди пожали сильную рабочую ладонь. – С лесозаготовок еду, с Кирова до Москвы, там у меня родня.
– Хорошо заработали? – вежливо поинтересовался я, поддерживая разговор.
Он устало откинулся спиной к стенке вагона.
– Да куда там! Процентовки все порезали, тариф изменили. Поначалу было платили, а потом бригадиры стали наряды занижать. Сначала была сдельщина, ну и деньги были, а последние месяцы – копейки!
Профессиональные, непонятные слова всегда вызывают уважение у собеседника.
Я смущенно замолчал, но Петр Иванович удивился, он знал производство:
– А что же у вас такая экономическая неразбериха? И почему профсоюз в стороне от труда и заработной платы?
Серега посмотрел на него устало и снисходительно.
– Договорились они с руководством. Производственная необходимость! Я простой работяга – откуда мне все знать?
Он тяжело вздохнул, отмахнулся рукой от тяжелого табачного запаха из открытой двери тамбура и, понизив голос, попросил:
– Ребята, у вас пожрать не найдется? Зарплату я домой отослал. Билет купил. Да вот в последний день загуляли мы. Грешен, каюсь! Простите! С любым это случается!
Он был психолог и видел своих попутчиков – инвалида и молодого парня – насквозь.
