Два рыцаря летели друг на друга с копьями наперевес, в палящем
зное солнечного дня, под вопли и рукоплескания многоголосой толпы.
Под одним был серый конь, под другим — вороной.
Вот всадники сшиблись, сломались сразу оба копья, и они выхватили
мечи. Боевые кони схватились грызться между собой, кружась в своем
страшном танце и высекая копытами искры и мелкое каменное крошево
из гранитных плит двора. Бой длился долго, так нескончаемо долго!
Сверкали на солнце мечи противников, так, что больно смотреть.
Темные пятна начинали плыть перед глазами, и было трудно понять,
кто и куда направлял удары.
И вот наконец один из поединщиков склонился с седла куда-то в
сторону и, держась за грудь, поскакал с поля. Меч его, упав,
зазвенел о плиты, но громче этого звона, громче рева толпы и
ликующего смеха победителя был испуганный крик. Ее крик.
Женщина проснулась и села, пытаясь унять бешеное биение сердца.
Гигантские размеры и роскошь Лаонского дворца были способны
потрясти даже того, кто и сам вырос в роскоши королевских или
герцогских чертогов. Покои в этом дворце были величиной с соборы, а
очаги — такого размера, что в них можно было бы запечь вепря
целиком. Сотни царедворцев, гостей, послов, священнослужителей
постоянно жили в этом дворце, а обслуживающей их челяди было в
несколько раз больше. Не мудрено, что жизнь здесь не
останавливалась ни на минуту. Днем мужчины из числа знати выезжали
на охоты, а дамы развлекались тем, что ходили по лавкам, выбирая
различные товары, или же заказывали наряды портным и украшения —
ювелирам. Здесь можно было целыми днями смотреть и не увидеть ни
одного похожего платья, настолько разнообразны были шедевры из
алтабаса, парчи, шелка, бархата, тончайшего фризского сукна, и все
это вдобавок было украшено мехами, золотыми и серебряными вышивками
и драгоценными камнями.
Обедали и ужинали очень роскошно и помпезно, с обилием изысканных
блюд и соблюдением пышного каролингского церемониала. Вечерами же
дворец еще более оживлялся, для молодежи это было время песен,
танцев и прогулок по саду. Старшие тоже собирались. Дамы — за
прялками или иным рукоделием, мужчины — за столами, уставленными
яствами и винами, и заводили рассказы и воспоминания о битвах и
героях прежних лет.
Лишь под утро дворец немного затихал. В это время сон сваливал
почти всех — и знатных, и простолюдинов. Не спала лишь стража. Но
стоило показаться первым лучам Солнца, как повара, кондитеры и
хлебопеки бросались к своим печам и плитам; сотни слуг уже начинали
делать уборку и наводить всюду чистоту, дабы сеньоры, проснувшись,
видели вокруг себя лишь красоту, блеск, приятные ароматы и истинную
гармонию во всем.
И так — изо дня в день.
Хотя, надо сказать, некоторые дни выдавались особенными даже
здесь, где развлечения и празднества следовали почти непрерывной
чередой и трудно было кого-либо удивить.
В один из таких дней Герберга, выйдя утром из отведенного им с
супругом покоя, увидела бегающих и суетящихся прислужниц, фрейлин и
евнухов императрицы. Одни несли в покои повелительницы наряды,
ларцы с украшениями и сундуки с обувью, другие спешно разыскивали
портних и ювелиров, третьи прямо в коридорах проверяли, не
испортились ли византийские притирания и драгоценные ароматические
масла из Коимбры...
На вопрос, что происходит и каких высоких гостей ожидают во дворце,
неопытной молодой даме пояснили, что гость действительно прибыл, и
какой! Она стояла с двумя фрейлинами на галерее третьего этажа, и
девушки, возбужденно пересмеиваясь, указали ей вниз. Там, в
бархатно-парчовом кольце царедворцев и прелестных дам стоял
высокий, статный молодой человек в алом плаще поверх серебристой
кольчуги. Капюшон был откинут назад, позволяя увидеть рассыпавшиеся
по плечам красивые льняные волосы.
