Он был удивительным… невероятным, и смотрел так, словно я была богиней, а он обычным рабом в восхищении взирающий на свою госпожу. Что прельстило его во мне, заставило ловить глазами мои мимолётные взгляды, едва отвлечённые от огненных вихрей.
От этого, казалось – пламя в моих руках запорхало, как бабочка, разлетаясь множеством искр над головами зрителей. А он смотрел, не отрывая глаз. Синих и бездонных как небо.
Сегодня я очень боялась.
Нет, в моей жизни было много опасностей, но еще никогда не приходилось выступать перед огромной толпой народа, в столице, да еще и перед самим императором и его молодой невестой.
Идея нашего предводителя Гинго, чтобы именно я вышла прямо перед всем двором и многочисленными гостями. В Хелегае – месяцем ранее – выступление Гвен закончилось для всех нас весьма неудачно, но об этом лучше не вспоминать.
Раньше все представления были не только горсткой монет в шляпе, но и просто веселым развлечением для всей нашей труппы. Однако, теперь…
И страшно, и в то же время волнительно.
Правителю нет никакого дела до моих огненных бабочек, как и его скучающей невесте. Ну и ладно! Зато восхищение в глазах его свиты заменило мне тысячу имперских даров.
Синеглазый воин все еще смотрел.
Выпустила огненного феникса специально для него. Искристая птица пролетела над головами всей свиты, включая и самого императора с невестой. Его избранница оживилась, словно проснулась ото сна. И только воин по-прежнему смотрел на меня. Никакие огненные причуды его не интересовали.
Правитель подзывал его к себе и дал знак, что им пора отправляться.
Жаль. Никто и никогда мной так не восхищался.
Бывало, взирали со снисхождением, жалостью, насмешкой, даже похотью. Но так искренне и восхищенно – никто и никогда.
Я сделала пируэт и отпустила пламенных пташек в синеву неба, где они рассыпались фонтаном искр, повергая оставшихся зрителей в бурный восторг.
Поздним вечером, когда в городе продолжились гулянья в честь помолвки императора, я вышла подышать отошедшим от дневного зноя воздухом. Чтобы прочистить от сладковатого балаганного зловония нос и освежить першащее горло.
На площади полным ходом шли танцы. В огнях навесных фонарей ритмично двигались женские и мужские фигуры, и это никак не напоминало пляску смерти, с которой мне доводилось сталкиваться на протяжении всей жизни.
Что скрывать – танцевать я не умела. Не было такой практики, да и учить меня было некому.
Гвен, Гинго, Сирвиг и Игуми веселились вовсю.
– Что задумалась, красавица? – Шаваро в сторонке дымила своей трубкой с едким табаком.
– Да вот, беда несусветная – танцевать не умею, – посетовала я на проходящее мимо меня очередное мирское удовольствие.
– Как так-то? – усмехнулась старая цыганка. – С огнем ты порхаешь словно птица, заставляя сердца многих мужчин стучать бойкими каблуками на танцевальном помосте, а просто вот так, под музыку, боишься?
– Я… не боюсь, – тут же смутилась от откровенных слов Шаваро. – П-просто…
– Ни с кем еще не танцевала, – добрая знакомая закончила фразу за меня, а я покраснела до самых кончиков волос.
Ну не танцевала никогда и ни с кем, и что из этого? Мне ли было расфуфыривать хвост перед кавалерами в попытке привлечь их своими сомнительными прелестями. Моя жизнь была совсем другой, и то, что я попала к бродячим артистам, стало для меня великим счастьем.
У меня появилась семья, близкие и родные люди хоть и не по крови, но по духу.
«Жизнь бродяги не для тебя, девочка», – часто говорила Шаваро.
А для кого? Именно с ними я стала по-настоящему счастливой, да и свободной.
– Если не с кем не танцевала, – снова заговорила цыганка, прервав мои мысли. – Значит, и не любила, и не целовалась, поди!