-1-
Валемир, год 237-й от
Разлома, осень
Вот всегда так! Можно дрыхнуть хоть до обеда – вскакиваешь чуть
свет. Нужно встать пораньше – едва получается голову от подушки
отодрать...
Барт с мрачным видом разглядывал потрескавшиеся от старости
потолочные балки, размышляя – а не послать ли всю эту затею псу под
хвост. По утрам, на свежую голову, многие гениальные планы не
кажутся такими уж гениальными. А вдруг Индюк про все узнает? Тут
фантазия юного Твинклдота, обычно не ведающая границ, отказывала.
Как видно, щадя и без того потрепанные нервы.
Зевнув так, что позавидовал бы и бегемот, Барт рывком сбросил с
себя одеяло. Ёжась от утренней прохлады, приступил к водным
процедурам. Начал с лица и шеи, затем тщательно прочистил уши,
смочил волосы на затылке, чтобы не торчали непослушными вихрами. С
сомнением потрогал волоски над верхней губой. Бриться не стал –
время уже не терпит, да и кожа покраснеет. Выглядеть будет еще
более несолидно, чем с таким вот рыжим пушком. Ещё и порежешься,
как всегда.
Надел все парадное. Старенький, но еще вполне приличный сюртук,
доставшийся в наследство от младшего «индюшонка», Бонацио, после
того, как тот растолстел настолько, что перестал в него влезать.
Белую манишку без пятен на видных местах. Штаны в узкую полоску.
Штиблеты с медными пряжками. В левый внутренний карман – к самому
сердцу – сунул туго набитый кошелек.
Сам Индюк, то есть, простите – почтеннейший Донателло Твинклдот,
брат трагически сгинувшего в пустошах папеньки Барта – с двумя
старшими отпрысками отправился вдоль побережья в Тиелат за каким-то
важным грузом. Предшествовал этому событию продолжительный и весьма
неприятный разговор.
- С самого детства ты не устаешь огорчать меня, Бартоломью, -
скорбно вздыхал дядя, сняв свои маленькие очки в медной оправе и
щурясь на Барта усталыми, вечно слезящимися глазами. – Ты словно бы
нарочно не хочешь замечать того добра, что я делаю для тебя, и
стремишься лишь отравить мою жизнь своими бесконечными
каверзами.
Он шумно высморкался в один край своего необъятного клетчатого
платка, а другим начал методично протирать линзы очков, не спуская
взгляда с непутевого воспитанника.
– Я скромный человек, Бартоломью, и одно из немногих моих
достояний – это честное имя. Честность и порядочность – качества,
которые просто необходимы торговцу, чтобы сохранять свою репутацию
и успешно вести дела...
У Барта было кардинально противоположное мнение по поводу того,
какими качествами должен обладать успешный торговец. И, судя по
плачевному состоянию лавки Дона Твинклдота, мнение Барта было куда
ближе к истине. Но говорить об этом он, конечно, не стал. Он давно
уже заметил, что, если просто стоять со скорбным видом и
время от времени кивать в знак согласия, то любой разговор с
Индюком займет втрое меньше времени.
– В духе скромности и благочестия я старался воспитывать и своих
детей. И тебя тоже, ведь позаботиться о тебе – это мой долг, в
память о моём несчастном брате. Но – видит Аранос – эта обязанность
легла на меня тяжким грузом…
Он в очередной раз скорбно вздохнул, а Барт в очередной раз
кивнул, разглядывая носы своих штиблет.
– В тебе сидят демоны, Бартоломью. Это стало ясно еще с ранних
лет, когда ты, едва научившись ходить, уже подбрасывал гвозди в
кастрюли несчастной Мэм и поливал маслом ступени лестницы.
– Я стыжусь этого, дядюшка… - виновато шмыгнул носом Барт.
– Да неужели?! Можно подумать, что-то изменилось с тех пор! –
дядя на миг потерял терпение, и в сердцах швырнул очки на стол. -
Кто неделю назад подлил касторового масла в суп Бонацио?! Кто чуть
не до смерти перепугал несчастную Милу, когда та принимала ванну?
Кого позавчера видели в компании портовых грузчиков, играющим в
кости?!
