Остаток холодов Катя с Татой провели в Нижнем Новгороде у Антонины Алексеевны – сестры первой жены Александра Николаевича Стенбока. Это была настоящая русская красавица, степенная, дородная, с толстенной косой, уложенной короной на изящной головке, слишком маленькой для ее полного тела. Катя сразу прониклась к ней симпатией, а Таточка, по своему обыкновению, нет. Была у нее одна интересная черта: первые десять минут воспринимать в штыки любое новое знакомство, мгновенно, словно в магниевой вспышке высвечивать недостатки человека, ехидничать над ними, порой очень зло, а слив яд, завязывать добрые и искренние отношения. Вот и при первой встрече с Антониной Алексеевной, прошипев Кате на ушко про купчиху и Кустодиева, Таточка вскоре сменила гнев на милость, тем более что в их положении изгнанниц они имели право испытывать только благодарность к женщине, приютившей их.
Антонина Алексеевна была бездетной вдовой и зарабатывала на жизнь, преподавая французский в университете. Кажется, она радовалась гостям, нарушившим ее одиночество, а может быть, просто хотела оказать услугу зятю, которого искренне любила.
Катя с Татой, растерянные от внезапных перемен, целыми днями бродили по городу, как туристы, осматривая достопримечательности и удивляясь, насколько не похожи бывают города.
Здесь, в Нижнем, точнее в Горьком, как он теперь назывался, не случалось морских промозглых ветров, и небо в ненастье не становилось жемчужно-серым и мерцающим. Вся жизнь была ярче, теплее и степеннее. Ленинград – это серый шерстяной шарф толстой английской вязки, а Горький – пестрая шаль с цветами и птицами.
Уютный и гостеприимный город, прекрасная Антонина Алексеевна, но Катя понимала, что это только передышка.
Когда Катя, отодвинув обеденный стол и расстелив свой матрасик, укладывалась спать, ее охватывал ужас и тоска об еще одном бессмысленно прожитом дне.
Сердце сжималось, во рту пересыхало, и вообще делалось так тревожно, что хотелось немедленно вскочить и куда-то бежать, лишь бы не оставалось все как есть.
Катя не боялась препятствий и трудностей, нет, ее страшило совсем другое. Она не знала, что делать и куда идти. Чувствовала себя будто в кошмарном сне, когда хочешь выбраться из незнакомого дома, но все двери захлопываются перед твоим носом. Путь к исполнению главной мечты жизни – выучиться на врача – был отрезан, а как только она смирилась, освоилась с работой медсестры – лишили и этого. Что же дальше?
Сколько себя помнила, Катя засыпала, точно зная, что будет делать, когда проснется. Всегда была цель, всегда был план, всегда было место, где ее ждут. Теперь нужно было только придумать, как убить время. Тата всегда говорила, что как у Российской империи было только два союзника – армия и флот, так у женщины только два врага – зависимость и праздность. Что ж, Катя старалась этих демонов в свою жизнь не допускать, но, похоже, проиграла борьбу. Она не работает, не учится, живет милостью Таты и, страшно сказать, Стенбока. Он прислал на имя Антонины Алексеевны крупный денежный перевод, который Катя и Тата хотели отослать Александру Николаевичу обратно. Но Антонина Алексеевна посоветовала этого не делать. «Деньги – меньшее, о чем вам сейчас следует беспокоиться, – повторяла она, – а как все наладится, так сразу и вернете долг». Вот, думала Катя, получается, что она живет на деньги мужа, который ей муж только по документам. Позорное, нелепое положение, и выхода из него не виделось.
