«Сестра-а! Дык, ёлы-палы! Здравствуй, сестра-а!»
(Б. Гребенщиков)
«Остались наши детские мечты
На чердаке забытой летней дачи…»
(Воскресение)
Весной, особенно в конце апреля, бывает такое время, когда уже тепло, в окно светит яркое послеполуденное солнышко, а на деревьях, среди проклевывающихся зеленых листочков заливаются птицы. В общем, природа пробуждается. А человека наоборот, отчего-то дико тянет в сон. Именно это сейчас и происходило с Игорем, студентом третьего курса московского автомобилестроительного института. Да и не с ним одним. Казалось, под монотонное бормотание преподавателя, вещавшего что-то об углах заточки свёрл, аудитория понемногу погружается в липкое оцепенение, из которого невозможно выбраться, как в фильмах про Фредди Крюгера.
Игорь клюнул носом, дернулся и протер глаза. Нет, так нельзя, не хватало еще свалиться в проход на потеху всей группе. Он потянулся, разминая пальцы, зевнул и огляделся вокруг себя. Впереди о чем-то шептались девчонки. Рядом, в соседнем ряду, поблескивающий очками Шурик пытался разгадывать кроссворд из газеты «Экстра М».
– Слышь, Шавкат, – толкнул он локтем своего соседа, – Восточный музыкальный инструмент, пять букв, последняя – «а»?
– Ямаха! – не задумываясь, ответил тот.
– Ага… – Шурик взялся за ручку, но тут же бросил ее на стол, – Да ты гонишь!
Шавкат радостно захохотал, но тут же смолк под укоризненным взглядом преподавателя.
Игорь вздохнул и зевнул еще раз. Явно требовалось заняться чем-нибудь творческим, требующим загрузить мозг разнообразной и не монотонной деятельностью. Ну, например, вот так: он представил себе гитару, его пальцы легли на воображаемый гриф и извлекли первый аккорд – соль мажор. Две доли, переход, ля минор. Получался рифф в стиле старины Кена Хенсли. Мысленно проиграв фразу туда-сюда, он улыбнулся, чувствуя, как складывается первая строка песни. Осталось только перевернуть лист в тетради и взять шариковую ручку:
«Эту женщину увидишь,
И навеки пропадешь,
И из коллапса не выйдешь,
До тех пор, пока живешь.
Эту женщину увидишь,
И забудешь всё вокруг:
Кого любишь, ненавидишь,
Кто твой враг, и кто твой друг.
Без нее тебе отныне
Лучше спиться до конца за пару лет.
Или на своей машине
Рухнуть в Яузу, обрушив парапет…»
Игорь поморщился – последняя строка получилась немного корявой, пусть и звучной. Ладно, со временем что-нибудь само придумается. Обычно всё так и получалось.
Рядом раздалось сопение, и сидящий рядом с ним Кирилл наклонил голову, читая только что возникшие строки шедеврального произведения.
– Про кого это ты? – он обвел взглядом сокурсниц, задержавшись взглядом на симпатичной Таньке Каравановой.
– Да так, – пожал плечами Игорь, – Просто лирический герой, ничего личного.
Кирилл вздохнул, посмотрел снова на Таньку, затем на преподавателя, перешедшего от сверления к зенкованию, после которого, судя по развешанным плакатам, следовало зенкирование, путать которые он не рекомендовал, особенно на экзамене.
– А ты со своей расстался, что ли? – спросил он, снова глянув на лист со стихом.
– Ага… только без трагедий. Просто, поняли в какой-то момент, что говорим на разных языках. Может, оно и к лучшему.
На самом деле Игорь был вовсе не настолько рассудителен, да и без взаимных обвинений напоследок тоже не обошлось. Просто обсуждать это ему не хотелось ни с кем, включая Кирилла.
Кирилл снова вздохнул, зевнул, почесал щеку и уставился в окно, где над корпусами и трубами Завода имени Лихачева клонился к закату последний день апреля.
– Что на майские делать будешь? – задал он следующий вопрос, – Поедешь куда-нибудь? Или работа ждет?
– Не знаю пока. Работы вроде бы не предвидится, все инструкции по ремонту я перевел, какие были. Может, книги почитаю, или какой-нибудь фильм посмотреть в прокате возьму. А ты?
