Шаг сквозь стену

Зима в этом году началась тихо, без каких-либо серьезных потрясений и громких дел. В целом такое затишье даже начинало немного пугать.

То, что Орлов вызвал к себе Гурова и Крячко, когда рабочий день было официально закончен, не предвещало ничего хорошего. Чаще всего генерал так поступал, если новое дело было настолько серьезным, что о нем никто не должен был знать. В том числе и его секретарь Верочка. Хотя бы до поры до времени.

Верочка всегда уходила вовремя, по ней можно было сверять часы. Ровно в шесть часов вечера секретарь, помощница и хранитель дверей кабинета Орлова ушла домой. В шесть десять генерал позвонил и попросил напарников подняться к нему. Тон у него был собранным, и то, что он сказал «не займу у вас много времени», означало, что все дела на вечер можно отложить, и на ближайшее время, пока не будет закрыто дело, тоже.

– Даже боюсь представить, что у нас сегодня будет интересного на десерт, – сказал Лев, когда они подходили к кабинету Петра Николаевича. И оказался прав.

– Только не начинайте с пренеприятного известия и цитат из «Ревизора», – съехидничал Крячко, увидев выражение лица генерала. Стас всегда старался разрядить обстановку, как бы тяжело все ни смотрелось на первый взгляд. Орлов же просто мрачно усмехнулся, он стоял у окна, когда вошли сыщики, и кивнул им так, словно они были уже в курсе того, что произошло.

– Все, что я сейчас скажу, по традиции, должно пока остаться между нами. В Москве из четырех следственных изоляторов пропали подследственные. Все материалы по делу в папке перед вами.

– Сбежали? – уточнил Крячко, но Орлов неожиданно возразил:

– Нет, хотя чисто технически это был побег. Заключенные исчезли вроде бы даже не из своих камер, но при этом пропали они как-то… совершенно незаметно. Не было ни следов взлома, ни свидетелей, ни каких-либо беспорядков. И пока еще их исчезновение не попало ни на одну из камер. Про этих четверых вообще ничего невозможно точно сказать. К стыду наших коллег, их исчезновение даже не сразу заметили, поэтому информация припозднилась, и провести расследование по горячим следам не получится. Я даже не знаю, что еще можно сказать по этому делу.

Было видно, что новое дело немного обескуражило генерала. Он несколько раз прошелся по кабинету, потом сел за стол, сложил руки перед собой и тяжелым взглядом посмотрел на своих лучших сыщиков.

– Подожди, Петр Николаевич. Но как такое может быть? Кто-то должен был заметить, что заключенные пропали? Это были именно заключенные или подозреваемые? Пропали до суда или после? – задавал вопросы Стас, внутренне подобравшись. Побег из СИЗО – дело серьезное. Если до него докопаются журналисты, всем им, работникам правоохранительных органов, прилетит неслабо. И обязательно кто-то, да не один, пройдется по системе в целом.

Полковник Гуров тоже задал ряд вопросов, чтобы понять, что общего у всех пропавших: место, время, свидетели. Параллельно он просматривал бумаги в папке, которую генерал положил на стол перед ними. Документов могло бы быть и больше. А тут… буквально по одному листочку с обвинением на каждого из пропавших, стандартные фотографии, стандартные формулировки. И ни слова о том, как и где они исчезли. Только места, где содержались под стражей. Бутырка, Матросская Тишина, Лефортово, Печатники. У всех заведений были соответствующие аббревиатуры и номера. Но в Москве знали их именно под такими названиями. Это были старейшие заведения в Москве. И Лев Иванович понял, что пропажа заключенных оттуда – это еще и своеобразный щелчок по носу им. Всем тем, кто стоит на страже закона, как бы громко и пафосно в настоящее время это ни звучало. Попытка если не обрушить систему, то начать ее подтачивать. Бросив взгляд на Крячко, Гуров убедился, что напарник с ним полностью солидарен.