Бессалийский особняк Гвидичи преобразился после ремонта. Я
полвечера потратила на экскурсию по комнатам, но никак не могла
насмотреться. Реальность превзошла ожидания. Изящная лепнина,
мраморная лестница у гигантского окна и шитые золотом портьеры
смотрелись так органично, что на язык просились самые лестные
эпитеты. А как ещё выразить восторг?
— Изумительно, лин Диррей. Вы сотворили шедевр.
— Благодарю, лина София, — с нескрываемой гордостью в глазах
поклонился архитектор. — Рад был угодить вашему вкусу.
Половину стены в моём кабинете занимало мировое дерево. Сотни
стеклянных листочков блестели всеми оттенками зелёного, а в широком
стволе устроили книжный шкаф. Я чуть не бросилась танцевать прямо
на пушистом ковре, изображающем лужайку. Подушки-камни,
водопад-балдахин над кушеткой и чайный столик, будто сложенный из
широких листьев.
Угадал архитектор. Лучшей комнаты для шаманских путешествий и
придумать невозможно. Я уже представляла, как расставлю свечи,
благовония и буду камлать к духам под звуки бубна.
— Ещё нам нужно подписать документы, — деликатным покашливанием
напомнил о себе лин Диррей.
— Да, конечно.
Он открыл папку, я сняла колпачок с перьевой ручки и расписалась
в акте выполненных работ. Вернее, его бессалийском аналоге.
Космического размера получились расходы. Я и раньше-то нервничала
из-за них, но с тех пор, как ведьмы арестовали счета Франко, сердце
стабильно заходилось в приступе тахикардии. Бедняком быть проще,
клянусь. Перестал покупать обувь, одежду, сократил до минимума
другие расходы — и вуаля. Кризис можно переждать. А в нашем с
Франко особняке одних слуг было тридцать человек. И штат считался
неприлично маленьким. Кухарка жаловалась, что не хватает поварят, а
кусты в саду иногда подстригал сам Анри.
Где брать деньги? Бесконечно сидеть на шее Фредерико мой муж
себе точно не позволит. А продавать ценные вещи, чтобы сводить
концы с концами, — дорога в тупик. Самой работать? Да, я наивно
надеялась открыть частную шаманскую практику. Кабинет приготовила.
Но особняк стоял близ деревни “Белый сороки”. В сказочной глуши. На
лечении зубной боли у местных крестьян я много не заработаю. Нужны
платёжеспособные клиенты. Ведьмы из Фитоллийского посольства?
Велена запретит. Беременные тёмные леди из санатория на источнике?
Сарвальд запретит им ещё быстрее. Как только узнает, кому они носят
деньги, так сразу приказ издаст: “Ближе, чем на сотню шагов, не
подходить”. Оставался Клан смерти. Но там был Этан. И сдавалось
мне, отрабатывал он шаманские запросы совершенно бесплатно. Вот
ведь… Везучий случай.
Расстроившись, я ещё пару минут бесцельно бродила по особняку,
пока не услышала тихий разговор в гостиной. Двери никто не
закрывал. Тем более, от меня. Я подошла ближе и замерла на
пороге.
— Нет, Франко, ты не можешь его убить, — теряя терпение,
объяснял Фредерико. — Вступая в клан, ты прошёл обряд посвящения.
Особая магия не только дала тебе место в общей сети, но и повесила
магическое ограничение. Ты не можешь причинять смертельный вред
соклановцам. Разбить морду — пожалуйста. По касательной задеть
мечом, отрубить палец или вырвать клок волос — без проблем. Но если
магия почувствует угрозу жизни, ты сам потеряешь сознание. И всё.
Поединок закончится.
— Бездна, — глухо зарычал муж. — Будь проклят тот день, когда я
поддался на уговоры Кеннета Делири! Вступил в клан. А Линней, как
положено члену военного совета, входит в ближний круг и убивать
может.
— Он тоже нет, — замотал головой младший Гвидичи.
— Почему? Я слышал про ритуал исключения. Сам Кеннет, его отец,
Этан, штатный палач, ты, в конце концов, стоите выше общих
правил…
— Да, но не Линней, — Фредерико бросил на меня короткий взгляд и
жестом пригласил сесть на диван. — Над ним ритуал не проводили.
Знаешь почему? Потому что он искусный боевой маг. Умеет выжигать
огнём огромные площади. И вот, чтобы он случайно не зацепил в бою
своих, с него запрет на убийство никто не снимал. Это необычно.
Предшественники Линнея в ближний круг входили. У нас даже слухи по
клану ползли, что молодой командир не нравится Кеннету. Что он из
принципа отказывается приближать боевика к себе. Но в отрядах
правду знают. И претензий, разумеется, нет.
