Такого скопления судов у берегов Эссекса Англия, пожалуй, не видывала за всю свою многовековую историю. Клонившееся к закату июньское солнце рельефно высвечивало бесчисленные рыбачьи шхуны, кургузые колесные пароходики с Темзы, моторные лодки, паровые баркасы и катера, неуклюжие грузовозы, среди которых взгляд мимо воли выделял черных, как сажа, угольщиков. Разительным контрастом смотрелись белые океанские пароходы с гордыми и благородными обводами.
Увы, обширные илистые отмели Вайрли Ченнел не позволяли судам подойти близко к берегу. Между сушей и кораблями стайкой мальков курсировали весельные лодки, шлюпки и баркасы, доставляя на борт людей, бегущих на материк. Несметная толпа испуганных и взволнованных беженцев запрудила пологие берега реки Блэкуотер от траверза Оси-Айленда до Сент-Лоуренс-Крик. Дальше, там, где Блэкуотер, медленно неся свои мутные воды, впадает в Северное море, толпа заметно редела: добраться в эдакую даль по здешним топям было не так-то просто. Ближе к Молдону, за Нортли-Айлендом – тут Челмер и Блэкуотер текли порознь, еще не слившись воедино – народу также собралось с избытком. Местные перевозчики и матросы с кораблей ленились подходить сюда на лодках. Желающих взойти на спасительные палубы было хоть отбавляй – к чему работать веслами лишние полмили?
В двух милях от берега на зеркальной глади залива застыло узкое хищное тело, одетое в серую сталь. Погрузившись в воду, казалось, по самые борта, миноносец «Сын грома» выглядел спящим. Лишь дым, курившийся над его трубами, давал понять, что корабль стоит под парами, готовый вступить в битву в любую минуту.
До пяти часов вечера ничто не предвещало трагедии. Солнце безмятежно сияло с небес, припекая. Луга вокруг Молдона радовали глаз сочной зеленью. Пологие холмы близ Лэнгфорда сплошь заросли́ цветущим дроком; издали чудилось, что они покрыты ярко-желтым цыплячьим пухом. Царил полный штиль, вода текла расплавленным золотом.
Лишь шум и суета на берегу нарушали этот пасторальный пейзаж, грубо врываясь в благостную картину разморенного солнцем побережья. К небесам возносились крики и брань, мольбы и проклятия; слышались хриплые, каркающие голоса лодочников, яростно торгующихся с беженцами. Цены доходили до пятнадцати фунтов за место, но от желающих все равно не было отбоя. Толпа напирала. Какой-то молодой человек, по виду лондонский клерк в брюках мышиного цвета и таком же жилете поверх испачканной белой рубашки, отчаявшись, попытался запрыгнуть в отходящую лодку. Матрос на корме встретил его ударом весла, и клерк рухнул в воду, которая окрасилась кровью из разбитого носа. Котелок свалился с головы бедняги и поплыл прочь, вслед за лодкой. Молодой человек барахтался на мелководье, силясь встать. На помощь ему, подобрав юбки, пришла полная женщина средних лет. Она подсобила клерку и, развернувшись, стоя по щиколотку в воде, принялась громко стыдить глазеющих с пристани мужчин.
Едва колокол в молдонской церкви Всех Святых отзвонил пять пополудни, как с юга донеслись отдаленные звуки канонады. Толпа притихла. Люди замерли, вслушиваясь. Многие повернулись в сторону Вудхэма и Хоквела, пытаясь увидеть, что творится в той стороне, откуда долетали раскаты орудий. Однако туманная дымка, висевшая над побережьем несмотря на солнечный день, не позволяла разглядеть ничего далее пяти-шести миль.
