«Пасмурно. Будет гроза», – подумала Люба и отвернулась от окна.
Из парт зачем-то составили большой стол-квадрат, видимо, чтобы ученики 11 «А», севшие по его внешним сторонам, смотрели друг другу прямо в лица. Никаких гнусных шёпотков за спиной и сомнительных подхихикиваний. Не скроешься. И поворачиваться назад не надо, чтобы вычислить обидчика.
Пространства за таким импровизированным «кругом короля Артура» для усевшихся тридцати старшаков было в притык. Ребята буквально тёрлись друг о друга.
Рядом с Поспеловой уселся Степанченко. Он неприятно прислонился к девушке плечом. Из-за нехватки места Любе пришлось разместиться полубоком, лишь бы физически не соприкасаться никоим образом с ненавистным одноклассником. Неудобно. Но дистанцию, даже символическую, выдерживать всё равно не получалось. Любое движение тела, его или её, – и на тебе омерзительный контакт.
Больше не нашёл себе места, где присоседиться, козлина…
Тимон к Любе не поворачивался. Он сидел к ней спиной, разговаривая вполголоса со Жваником и Сысоевым, но ей было достаточно факта самого соседства с Кабаном. Невыносимая тревога из-за настолько близкой угрозы её безопасности, отвращение и знакомый до оскомины страх раздирали грудную клетку.
Быстрей бы звонок, быстрей бы… Пусть это закончится…
Неизвестно, когда Тим на неё нападёт и начнёт издеваться. Ему ничего не стоит, в любой момент. Из-за идиотской посадки квадратом все махом уставятся на неё и начнут зубоскалить. Зачем училка вообще их класс так посадила? Ради чего? Дискуссия, сценки, сдача рефератов?
Чем мы вообще занимаемся? Какая была домашка? Я к уроку готова?
В кабинете изрядно потемнело, но педагог не торопилась включить свет. Поспелова никак не могла вспомнить имя учительницы. Ничего, кто-нибудь да обратится к ней по имени-отчеству. Если что, всегда можно извернуться и обойтись без прямого обращения.
Страшно и тревожно. Это привычное до зубной боли состояние, когда с минуты на минуту ждёшь насмешек, хамства, оскорблений, но при этом знаешь, насколько ты беззащитен при таком скоплении народа, несмотря на присутствие взрослых.
Я хочу, чтобы урок закончился…
– Херню мелешь, тупой осёл! – внезапно гавкнули откуда-то спереди.
Люба повернула голову на источник шума.
– Докажи! – Миша нахмурился.
– Докажу! – передразнила его Илютина. – Ты не гордость школы, а сволочь и зануда! Бродячая псина тебя умнее! Заткнись и не высовывайся!
Варвара в своём репертуаре…
Крюков потемнел, сгорбил плечи и приподнялся с места.
– Как же ты достала, кобыла… Давно пора тебя поставить на место. Выбить из тебя всю дурь.
Старшеклассник вышел из-за парты, спокойно подошёл к бранящейся Варьке, схватил её за короткие обесцвеченные волосы и с размаху ударил головой о столешницу. Илютина от неожиданности глухо охнула.
Люба задохнулась от ужаса.
Почему училка стоит столбом?!
– Давно пора тебя проучить, чтобы язык твой засох и больше не болтался!
Рыжий парнишка говорил громко, чётко и без права на помилование. Словно превратился из тихого рядового ученика в отшибленного маньяка.
Когда Крюков успел так озвереть?!
Тем временем примерный хорошист, не выпуская Варькиных волос из своей лапы, принялся её бить. Ногами и руками. По лицу и груди. В живот. С размаху. Зверски. Ломая девчонку об колено.
Любу перекосило от истерики. Она попыталась заорать, но не смогла. Не было воздуха в лёгких.
11 «А» молча смотрел. Никто не двигался со своих мест – будто всё происходящее нормально, словно так и надо. Педагог тоже не предпринимала никаких действий, не выражала осуждения, не стремилась прекратить избиение.
С лица Илютиной, из её разбитого рта текла на пол кровь вперемешку со слюнями и слезами. Она лишь глухо вскрикивала от ударов осатаневшего одноклассника – беспомощная и беззащитная.
