В первый раз я решила, что показалось. Просто глаза устали
глядеть на вышивку под тусклой лампой, вот воображение и
разыгралось: якобы по руке моей пошла какая-то рябь. Однако через
секунду перламутровые отблески пропали, а мне осталось в очередной
раз вздохнуть. Как ни крути, но это обидно — целый миг считать себя
особенной, а потом вновь рухнуть в привычную реальность и вернуться
к вышивке. Работу уже утром нести к торговцам, не время для пустых
мечтаний. Больше не отвлекалась — это же судьба всех простых
девушек: работать, работать, где-то в промежутке успеть выйти
замуж, порадоваться, если муж окажется добр, родить ему пятерку
детей и снова работать, работать, чтобы прокормить уже их. Нам с
сестрами еще повезло — мать в детстве каждую на обучение в город
отдавала, чтобы шитью научились, а за мастерство дают на медяк
больше, как гласит народная поговорка. Потому я радовалась
деловитости матери, но вышивку ненавидела не меньше, чем братья —
работу в поле. Спасалась лишь тем, что во время труда представляла
себе разное: то заморскую страну с чудными птицами, то какой-нибудь
ведьмовской дар, который у меня неожиданно открылся, то встречу с
самым настоящим драконом — лучше бы в человеческом обличье,
поскольку в натуральную величину они склонны много кушать, а я
весьма аппетитно выгляжу — последнее я тоже в мечтах представляла,
когда другие фантазии иссякали.
Вот только через неделю странность повторилась, и я уже не могла
списать ее на усталость — в тот момент возвращалась с поля, куда
относила братьям обед. И уже за домовой оградой зачесала запястье
от щекотливого дребезжания на коже. Почти сразу застыла,
уставившись на руку. И перестала дышать, боясь спугнуть чудо — от
кисти до локтя кожа волнами меняла цвет, проявляя отчетливую
зелень. В горле воздух вообще комком встал, когда я разглядела
небольшие ромбики — самые натуральные чешуйки, у рыб почти такие
же. И, все так же опасаясь сделать вдох, пыталась соображать.
Не настолько уж я безграмотна, чтобы намек не понять. Знаю, что
в мире существуют разные оборотни — волки, лисы, даже птицы. Но эта
чешуя появляется только у одной разновидности — у драконов, самых
великолепных из всех магических существ.
Вдох все-таки пришлось сделать. Наверное, до него следовало
сначала выдохнуть — и теперь в груди больно заныло от нехватки
места. Но я на такие природные мелочи внимания не обращала, боясь
надеяться. И еще сильнее боясь, что надежда сбудется. Вот только
разум на место возвращался и подсказывал: во мне нет ни капли
драконьей крови, как ни у матери, ни у отца, ни у дедов не было.
Такие, как мы, безродные, могут овладеть бытовой магией, иногда и
настоящие самородки появляются, да и ведьмы обычно рождаются у
простых — вон, сколько их, магов без имени, без племени. Но
оборотни свои дары передают по наследству. Да и драконов в наших
краях не водится. Даже проездом не водится.
Да только иллюзия не исчезала. Наоборот, на одном участке
застыла, и можно было пальцами другой руки пощупать и убедиться —
покров стал плотнее, а края чешуек слегка топорщились. Шаг к двери,
еще один. Я слишком опасалась оторвать взгляд от чуда — стоит
только моргнуть, как все пропадет. На третьем шаге и начале крыльца
уже придумала себе объяснение — честно говоря, оно было
единственным, способным раскрыть причину происходящего.
— Ма-ам! — позвала громко.
Но она навстречу не вышла — была занята стряпней на кухне. Я
распахнула дверь и сделала еще два мелких шага. Перламутр как будто
начал розоветь, и это придало моему голосу настойчивой ярости:
— Ма-ам!
— Шо? — отозвалась она и тут же подбоченилась, ведь терпеть не
могла такого тона.
