Я люблю мясо.
А вы?
Жареное, тушеное, пряное, нежнейшее, а если у него еще и хрустящая корочка! Люблю, когда на мясе остается кожица, если она тонкая. Она так аппетитно хрустит после жарки!
Завтра важный день. Кто-то именует его днем солнцестояния, ну а я называю днем своего первого слова. Немногим позже после этого, грядущий день, повторяющийся из года в год согласно традиции, станет днем первой выдуманной истории, родившейся из моих уст. А еще позже днем первой выслушанной истории, что запомнилась мне. И снова позже – день, когда была впервые рассказана мной настоящая, совсем невыдуманная история.
Итак, мне необходимо встретить гостей на предстоящем празднике при полном параде. Что может быть лучше, чем показать дань своего уважения посредством отменно приготовленного блюда, поданного к обеду? Только полный острых ощущений аперитив, а после завершающий это священное действо дижестив. Гостей у меня будет много, а значит, и стол предстоит накрыть от горизонта до горизонта, что протянется через поля, леса, горы, реки и вулканы. Без преувеличений – гости стекутся ко мне со всего мира. Я не могу ударить в грязь лицом.
Пища моральная для гостей уже заготовлена давно – стоит законсервированная в баночках и ждет своего часа. Но мало будет усладить уши и души, надо еще набить животы, чтобы в лености своей, даже когда уши в трубочку свернутся, гости не смогли покинуть меня и продолжили слушать все то, о чем я буду им с упоением рассказывать. О, я люблю рассказывать.
Иду за покупками. Стойко игнорирую открывшиеся совсем недавно лавки со снедью, которой ранее в моих краях и не знали. В этих лавках нет души, а значит, и еда там невкусная, хоть свиная тушка висит точно такая же, как и в любимом мною мясном отделе на землях Черного рынка. Я храню веру и правду рынку. И пусть ряды его постепенно пустеют, а торговцы меняют старую среду обитания на комфортные крытые павильоны, где царство их ограничивается квадратными метрами, но зато без сварливых врагов-соседей, так часто переманивающих покупателей. Пусть вид рынка из раза в раз становится все более заброшенным и жалким, я все равно иду туда, погружаясь в утопительный пейзаж – иду и утопаю в пестрящих красках последней жизни примитивного, но такого душевного базара. И даже если там останется одна палатка с одинокой бабушкой-торговкой, предлагающей откровенную бурду, я все равно буду ходить туда. В этом есть я.
Но сегодня ряды еще достаточно полны, с самого рассвета гомон голосов зазывает приглядеться к товару, договориться о скидке, не упустить возможности приобрести уникальную вещь. Хороводом идут первые покупатели, строптиво ворочая носы от слишком назойливых торгашей. Жестяные прилавки, прикрытые цветастыми навесами, узкие проходы с неизменной толчеей, странные повороты – воронка жизни Черного рынка.
У меня приличный опыт хождения по рынку. Нацепив на лицо маску «не прикасайтесь ко мне, во мне живет зараза», я миную первые ряды, ставшие оплотом того барахла, которое вы никогда в жизни не купите в любой другой обстановке. Такое можно купить только на рынке. За моей спиной остаются предметы для сада и огорода, принадлежности для письма и рисования, чулочно-носочные изделия, хлам из востока, хлам с запада, северный хлам, не менее презентабельный южный хлам. Сливаются в единое пятно украшения из металлов, дерева, настоящих и не очень камней. Я иду, и море мне по колено, а горные пики лишь трамплин, потому что нет у торговцев здесь власти надо мной!
– Свежеворованные фрукты!
Останавливаюсь, словно меня поразила молния. Наливные полосатые бока маленьких ягод заворожили, приковали к себе. На языке уже вертится кисло-сладкий вкус, на зубах уже налипает тонкая кожурка. Крыжовника в этом году в изобилии.
