Посвящается Дэвиду Фарланду.
Если бы не он, эта книга не была бы написана.
Руководство по произношению имен
Layala – Lay-all-uh – Лэйола
Seraphina – Sera-feen-uh – Серафина
Tenebris – Ten-eh-briss – Тенэйбрис
Evalyn – Ev-uh-lynn – Эвалин
Athayel – Ath-ā-el – Атаэль
Aldrich – All-drich – Олдрич
Fennan – Fen-en – Фэннан
Atarah – Uh-tar-uh – Атара
Zaurahel – Zar-uh-hel – Зарахель
Mathekis – Math-eh-kiss – Матэйкис
Palenor – Pal-eh-nor – Палэйнор
Calladira – Cal-uh-deer-uh – Калладира
Svenarum – Sven-are-um – Свенарам
Vessache – Vess-ach – Вессак
В наполненном теплым светом маленьком загородном доме, расположенном на краю Долины Солнца, раздался такой пронзительный крик, что даже бабочки взлетели с цветов. Спальню наполнил звонкий плач новорожденного – звук, который она жаждала услышать на протяжении девяти месяцев. Серафина ослабила хватку на зеленой пушистой ветке умиротворяющего дерева, раскинувшегося возле кровати. Его волшебные свойства облегчали боль во время схваток, но не избавляли от нее полностью. Ветвь даже обвилась вокруг ее запястья, словно знала, что роженица нуждается в помощи.
Из уст Серафины вырвался вздох облегчения, когда она увидела крошечного младенца, которого повитуха держала у ее ног. Наконец-то ребенок появился на свет, и с ним все было в порядке. Во время схваток в голове Серафины проносились тревожные мысли «что, если…» – многие ее знакомые рожали детей, которым не суждено было сделать ни единого вздоха. Такое случалось все чаще в последние четыре столетия, после того как большинство эльфов утратили магию.
– Это девочка. – Голос ее мужа Элкина дрожал от волнения. – Она такая крошечная.
Теплый весенний воздух врывался внутрь через открытое окно, принося с собой ароматы жасмина и цитрусовых. Солнечные лучи заливали своим великолепным сиянием комнату, выкрашенную в цвет слоновой кости. Снаружи покачивалась на ветру розовая плакучая сирень. В какой чудесный день родился ребенок! Какое доброе предзнаменование!
Серафина откинулась на пуховые подушки позади себя и улыбнулась, разглядывая темный пушок на макушке новорожденной – черный, как у ее отца. Малышка подтянула ножки к животу. Она была совершенна: от изящных остроконечных ушей до розовых пальчиков на ногах. Хотя боль от родов еще не утихла, в душе у Серафины царила всепоглощающая радость. Слезы застилали глаза, а щеки щемило от улыбки.
Повитуха осматривала лежащего перед ней младенца, все еще покрытого родовой пленкой и кровью. Серафина наблюдала за женщиной, в предвкушении ожидая, когда дочь положат ей на руки. Она хотела увидеть лицо своей девочки, обнять ее и услышать биение сердца. Но повитуха, нахмурив брови, не сводила взгляда с плеча младенца.
– В чем дело? Почему вы не отдаете мне моего ребенка?
– На ней странная метка.
Элкин, все еще сжимающий руку Серафины, мимолетно взглянул ей в глаза, а затем обратился к повитухе:
– О чем вы говорите? О родимом пятне?
Отдернув ладонь, Серафина вытянула руки в нетерпении:
– Отдайте ее мне.
Даже не отрезав пуповину, повитуха передала ей малышку, которая смотрела на все вокруг широко раскрытыми глазами. На ней и правда была метка, не похожая ни на одну из тех, что Серафина когда-либо видела. На розовой коже ребенка красовалось черное родимое пятно размером с мелкую монетку, по форме напоминавшее колючую лозу, обвивающую стебель лилии. Возможно ли это, или глаза обманывают ее?
Элкин еще раз обменялся с ней взглядами.
Но, как бы этот знак ни тревожил ее, Серафина наслаждалась первыми мгновениями жизни своей дочери, прижимая ее к груди.