Грань между сказкой и былью – тонкою нитью.
Если кого-то забыли, то – извините.
Мистика, факты, детали в переплетенье.
Если кого-то узнали – лишь совпаденье.
Где-то неточность? Не спорю. Не отрицаю.
Хроники пишет историк. А я – начинаю.
Автор благодарит моих военных консультантов:
Андрея Владимировича Загорцева, который меня ругательски ругал, но на вопросы отвечал.
Товарища Некто, который делился личными воспоминаниями разведчика, но был категорически против хоть какого-то упоминания о нем.
Особая благодарность Линчевскому Дмитрию Ивановичу. Он терпеливо меня выносил, тыкал носом в несостыковки и все равно верил в меня и в эту книгу.
Благодаря всему этому, хоть и через большой промежуток времени (2008-2009, 2024), получилось то, что получилось.
***
Второе марта, три часа пополудни яркого солнечного дня. Весна света. Снег, крепко прихваченный настом и чуть сдобренный сверху пуховой ночной порошей, искрится и блестит, слепя глаза. На высоком теневом отвале тщательно прочищенной дачной дороги, стоит крепкий высокий лыжник в черном пуховике с надвинутым на глаза капюшоном, отороченным серебристой полоской песцового меха. Он нарочно сошел с лыжни, чтоб не мешать другим катающимся. Держит палки в левой руке. Курит, по привычке пряча сигарету в кулаке и, глубоко затягиваясь, поглядывает на часы. Мимо него по дороге, поблескивающей машинным накатом, прогуливается семейная пара. Вышли подышать свежим лесным воздухом уже ощутимо пахнущим весной. Щупленький темноволосый мужчина без шапки, в расстегнутой кожанке медленно и бережно ведет под руку беременную жену. Даже просторная дубленка не скрывает необъятного живота. Совсем юная женщина в белой пушистой вязаной шапочке с некрасиво одутловатым лицом свободной правой рукой поддерживает снизу своё тяжелое чрево и что-то вполголоса наговаривает мужу. Он внимательно и доброжелательно слушает. У обоих торжественные, гордые и очень счастливые лица. Остановились. Женщина пестрой варежкой подцепила слюдяную узорную наледь со склона дороги, любуясь, покачала ее на ладони, потом бросила. И пара так же медленно прошествовала дальше. Намертво стиснутый в зубах окурок, дотлев, обжег губы. Мужчина бросил его и закурил следующую сигарету. А ведь он тоже мог бы сейчас вот так прогуливать по весенней дороге свою жену. И срок у нее сейчас был бы тоже примерно таким. Он бы тоже мог прислушиваться к своему, еще нерожденному ребенку, ощущать под бережной ладонью толчки маленькой ножкой. Черт! Ведь мог бы! И как давно все начиналось!
***
В тот день он возвращался домой из института, высокий, жилистый, спортивного вида семнадцатилетний парень. Сошел с автобуса, осталось повернуть с проспекта направо, на Щорса, пройти пару кварталов вглубь. Начало декабря, уже почти стемнело, да еще гололед. Фонари здесь горят очень редко. Немногочисленные прохожие двигаются в полумраке мелкими, неуверенными шажками. Он и сам несколько раз чуть не навернулся. Выручала природная гибкость и координация, помогающая удержать вертикальное положение, уже когда вроде бы почти падаешь. А впереди идущая женщина не удержалась. Несколько раз нелепо взмахнула руками, в одной из которых держала тяжелую тряпичную сумку, и грянулась оземь. И осталась лежать. Парень, как мог, поспешил к ней. К тому времени женщина уже села, но подняться сама видимо не могла.
– Давайте помогу, – сказал он тогда. Собрал картошку, что раскатилась из ее сумки. И только потом рассмотрел сидящую на тротуаре женщину. Это оказалась цыганка. Пожилая уже. Широкие юбки разлетелись вокруг нее. И она, охая, потирала себе ногу возле щиколотки. Цыган парень откровенно не любил. Слишком настырное, шумное и пестрое племя. Но не бросать же теперь беспомощную старуху. Не по людски получится. Помог подняться. Спросил куда идти. Совсем в противоположную сторону, как оказалось. Идти туда совсем не хотелось. Район там не очень благополучный. Цыгане приторговывают водкой, наркотой и золотом. Но идти пришлось. Довел еле ковыляющую цыганку под руку и донес сумку. Нужный дом оказался большим, но каким-то неухоженным. Навстречу выскочили сразу три мелких девчонки, звонко залопотали по-своему. Выбежала молодая цыганка. Парень быстро сдал им на руки и бабку и сумку и уже развернулся уйти, но старуха цепко ухватила его за рукав. – Подожди, постой, чавалэ. За добро добром платить нужно. Пойдем в дом. Карты я на тебя разложу. И так посмотрю. – Не надо мне никаких карт! Не верю я в эти гадания. – Он тщетно пытался отпереться. – А веришь не веришь, но послушай. От тебя не убудет. Старая цыганка, сильно припадая на левую ногу поманила за собой в угрюмую, захламленную комнату налево. показала на стул возле маленького журнального столика рядом с окном. – Садись. Сама доковыляла до комода, выдвинула верхний ящик. Достала сверток. Застелила столик темно-вишневой, бархатной скатертью и подала старую колоду карт. Размером значительно больше, чем простые игральные. И значительно толще.
