Жара в Ра-Хемаат была не солнечным благословением, а раскаленным кузнечным мехом, выжигающим душу. Воздух над белоснежными стенами богатых кварталов дрожал, как над плавильным тиглем. Пыль, вечная спутница пустыни, впивалась в кожу, забивала рот, превращая сладкий финиковый сок в грязную пасту на губах. Лаэль Сэрин, шестнадцати вёсен от роду, плевал эту пасту на отполированный камень парадного балкона своего дома, наблюдая за жизнью внизу.
Он ненавидел этот вид. Ненавидел приторный запах лотосов из сада отца, смешанный с вонью нищеты, поднимавшейся из Нижнего Города. Ненавидел крики разносчиков воды, похожие на предсмертный хрип, и мерный топот стражи в золоченых доспехах – живых истуканов, охранявших покой сытых. Но больше всего он презирал их.
«Небесное Горнило». Солнце. Глупая выдумка жрецов и трусливых обывателей. Лаэль щурил карие глаза, глядя прямо на ослепительный диск, заставляющий глаза слезиться. Там, в этом пекле, по их словам, жили боги? «Инженеры»? Мастера, кующие блага для смертных из материалов этого мира? Какая чушь.
Он видел «блага». Видел, как его отец, богатейший купец Ра-Хемаата, платил жрецам Горнила половину прибыли за «благословение» на торговлю. Видел, как эти же жрецы в роскошных одеждах проходили мимо умирающего от жажды нищего у храмовых ворот. Видел, как стража Города Солнца избивала палками голодного воришку, стащившего корку хлеба. Где же «упрощение жизни», выкованное в Горниле? Где справедливость?
«Они не боги, – прошептал Лаэль, его тонкие пальцы сжали балюстраду балкона до побеления костяшек. – Они паразиты. Сильные, да. Но не боги».
Его мать, нежная и богобоязненная, часто говорила о смирении. Отец – о выгоде и связях. Лаэль же жаждал славы. Не той, что добывается золотом или лестью жрецам. Ему нужна была слава, которая переживет пирамиды. Слава, заставляющая трепетать самих «Инженеров». Он мечтал не молиться Горнилу, а шагнуть в него. Не как проситель, а как равный. Лучший. Чтобы эти самодовольные «небожители» склонили перед ним головы. Чтобы весь мир, от последнего нищего до верховного жреца, знал имя – Лаэль Сэрин.
– Молодой господин? – Голос слуги, старого Сапфира, прозвучал осторожно из глубины залы. – Ваш отец просит вас. Гости прибыли.
Лаэль не повернулся. Гости. Еще купцы. Еще жрецы. Еще разговоры о караванах, налогах и «милости Горнила». Скука.
– Скажи, что я иду в храм Солнца, – отчеканил Лаэль, все еще глядя вниз, на кишащий муравейник улиц. – Для… духовного созерцания.
Старик закашлялся, явно удивленный. Лаэль почти никогда не посещал храмы добровольно.
– Как прикажете, молодой господин.
Шаги Сапфира затихли. Лаэль усмехнулся. Духовное созерцание. Скорее – разведка. Храм Солнца был центром власти жрецов Горнила в Ра-Хемаате. Там можно было услышать новости, подслушать разговоры, оценить силу врага. Или будущих подданных. Он тщательно вытер пыль с дорогих льняных одежд – безупречный вид был его оружием – и спустился в прохладные сени дома.
На мгновение его остановил крик со двора – смешанный со злобным рычанием стражника и жалобным стоном. Через арку Лаэль увидел, как один из охранников отцовского склада пинал лежащего на земле раба. Тот пытался прикрыть голову руками, его спина была исполосована свежими рубцами.
– Воровал финики, гад! – шипел стражник, замахиваясь для нового удара.
Лаэль наблюдал холодно. Раб? Не его дело. Жалко потраченных фиников. Жалко времени стражника. Глупость раба, приведшая к боли. Неэффективно. В его будущем царстве такого не будет. Ни воровства. Ни глупости. Ни… ненужной жестокости? Мысль мелькнула и погасла, как искра. Порядок требовал дисциплины. А дисциплина – наказания.
