Сверлящий взгляд, упёршийся мне в
затылок, я почувствовала, лишь когда последняя фишка легла на доску
и развернувшаяся на экране партия го закончилась победой чёрных.
Кто-то стоял за моим плечом, хотя я точно знала, что в квартире
одна. Невольно вздрогнув, я резко обернулась и уткнулась в пышное
жабо маминого платья.
Ну, конечно, ключи я давала только
ей.
– Не прошло и часа, меня заметили, –
мама закатила глаза, точь-в-точь как это делали актрисы в её
любимых мыльных операх, и отступила, обдав меня ароматом бергамота
и нероли.
Я скривилась – как приторно…
– Если быть точной, то две с
половиной минуты, мама.
– Хм?
– В этой партии было триста тридцать
шесть ходов, а я листаю кадры со скоростью два клика в секунду.
Кстати, вычти время, которое ты шла от прихожей до моего стола.
– И что за удовольствие смотреть, как
сыграли другие? Ах, Леся, давай не будем! Между прочим я пришла
позвать тебя пройтись по магазинам. Ты только и делаешь, что сидишь
за ноутбуком. Когда ты последний раз выходила в большой мир?
Что я там забыла?
– И куда именно ты собралась? В
просто «пройтись» я не верю, мама.
– Леся! Скажи на милость, зачем этот
колючий тон? – она совсем по-детски надула губы, но, убедившись,
что на меня не действует, понизив голос, заговорщицки призналась. –
В ювелирный. Ты бы видела это кольцо из новой коллекции!
– Прости, не выйдет. Я занята. Вот,
возьми, – я выудила из пачки своих карточек золотую «визу».
Мама белозубо улыбнулась, приняла
кредитку и молниеносным движением спрятала в клатч. Я только
вздохнула. Прощайте, денежки, я копила вас месяц… Впрочем, не
жалко, раз именно обновки делают маму счастливой.
Я поднялась из-за стола, чтобы
проводить её, потянулась всем телом до хруста. Пожалуй, и правда
засиделась. Стоит прогуляться, только не по магазинам, чушь какая,
а в парк. Воздухом подышу, цветами полюбуюсь, уток хлебом
покормлю.
Мама, пока я размышляла, как-то
странно подобралась.
– Леся, мои глаза…
А, ну да. Потёртые джинсы, растянутая
майка с мультяшным принтом вывалившего язык тасманского дьявола.
Встав из-за стола, я предстала во всём своём великолепии, которое
довершали тапочки. На моих ногах красовались ушастые
бежево-шоколадные щенки.
– Леся! Когда ты, наконец, возьмёшься
за ум? В твоём возрасте…
Почему-то в мамином представлении, ум
– это не серое вещество внутри черепа, а яркая обёртка снаружи.
– Дай-ка подумать…, – перебила я. –
Мне всего двадцать восемь, но у меня собственная веб-студия, я
зарабатываю в несколько раз больше, чем твой новый муж…
– Ты безвылазно сидишь в своей норе!
Ты избегаешь нормального общения. Леся, даже твоя фирма! Ты
переписываешься с подчинёнными и клиентами через Сеть! Это
действительно ненормально.
– Мама!
Но её уже понесло:
– Леся, почему ты можешь стать хоть
капельку милее, женственнее?
Её мечта – упаковать меня в кружево с
головы до ног, а сбоку прицепить розовый бантик. Как будто под
мишурой можно спрятать папин характер! Я демонстративно подёргала
топорщившиеся во все стороны короткие пряди. Позавчера только
покрасилась в тёмный каштан и подстриглась «под мальчика». Как
чувствовала.
– Леся!
Мама всё повышала и повышала голос. У
меня противно зазвенело в ушах, я упала обратно на стул, едва не
промахнувшись мимо сидения. Мама не замечала, продолжая
возмущаться. Я практически перестала слышать, что она говорит, и
лишь дробью фишек по доске в голове отдавалось одно и то же слово.
Женственнее–женственнее–женственнее! Сил не хватало даже застонать.
На меня словно мешок упал, пригвоздил к стулу, заткнул рот, а вслед
за тяжестью пришла поразительная лёгкость. Я воспарила, как
перекаченный гелием воздушный шарик.
– Мама?
Но это сказала не я. Моё тело встало
без моего участия, медленно огляделось с таким выражением лица,
будто видело комнату впервые и она ему не слишком понравилась. Тело
посмотрело вниз, оттянуло край майки, вздрогнуло.
