Настойчивый солнечный луч падал на закрытые веки и выдергивал мое сознание из утренней дремы. Тягучие ночные кошмары отступали.
Глубокий вдох. Еще немного, и свора собак, рыскавшая по безлюдным улицам мрачного города, поймала бы меня.
Раскрыв веки, я оглядела свою комнату – опасности нет. Маленькая светлая спальня. Выдох.
Солнечные лучи касались хрустальных подвесок люстры, рассыпаясь тысячами искр. Свет проник в неокрепшие после сна глаза и отразился тупой болью. Я сжала веки.
Пошевелившись в кровати, я ощутила, как пододеяльник и простыня неприятно прилипли к вспотевшей коже. Тело пылало. Кровь поступала к голове стучащими импульсами. После сна ощущалась усталость.
Потерла ладонями влажные веки. Сегодня выходной, и поэтому некуда спешить. Вдохновенно потянувшись, я почувствовала, как в мышцах приятно защекотало, а перед глазами пошли черные круги.
Мозг активизировался медленно. Чтобы смыть легкое отупение, я поплелась в ванную и окатила лицо студеной водой.
Желудок поздравил меня с добрым утром легкой тошнотой. Пора завтракать.
Белая наша кухня этим ярким солнечным утром сводила мои глаза с ума. Почти наощупь я прошла к электрическому чайнику и щелкнула кнопкой. Сразу послышалось шипение. Наверное, еще не успел остыть после завтрака Фила.
Холодильник любезно поделился со мной кусочком ароматного шоколадного торта и сырной нарезкой. Добавив к этому кофе со сливками, я значительно повысила уровень дофамина в крови.
На маленьком круглом столике, куда я хотела пристроить свои вкусности, стояла одинокая кофейная чашка с остатками черных крупинок на дне. Наверное, Фил с утра был так утомлен, что донести испитую посудину до раковины оказалось чем-то невообразимым.
Начинать завтрак с уборки не хотелось и я, смирившись с несовершенством натюрморта, приземлилась на мягкий диван и влила в себя кофейной бодрости.
Фил, мой парень, с раннего утра убежал по делам. Сегодня у него очередная презентация работ. Он – художник, по призванию, и бухгалтер, по необходимости. А необходимость эта сводилась к финансовой нестабильности ремесла живописца.
Фил рисовал человеческое тело, в том числе и обнаженное. Его картины хранили шлейф призвания автора. В работе Фил выглядел завораживающе. Он не просто водил карандашом по холсту, копируя натурщицу. Он сам был этим карандашом, проецирующим оригинал в художественный шедевр.
Раньше я посещала почти все его презентации, вероятно, не столько из интереса – его работы видела первой, а больше из ревности. Со временем, я уверилась в чувствах Фила, и, необходимость следовать за ним хвостом отпала.
Стрелки больших настенных часов показывали без пятнадцати полдень. Похоже, у меня полно времени до возвращения Фила. Презентации в галерее всегда венчались фуршетами, оканчивающимися затемно.
Кажется, Фил почувствовал, что я думаю о нем. Мой смартфон издал сигнал – пришло сообщение.
«Сладкая, доброе утро. Выставка открылась, народ потихоньку прибывает. Скорее всего, вернусь после 23. Целую твои губки». – Фил никогда не скупился, выражая свои чувства. Иногда он говорил приторно сладко, и, слова так и липли к коже.
Чтобы быть в тандеме, я, по возможности, придерживалась такого же стиля общения. Но получалось не всегда.
«Удачи, Филенок, жду».
Филенок. Так его всегда называла мама. С родителями Фила я поддерживала хорошие отношения. Виктор Петрович и Любовь Васильевна были чудесными людьми.
