Сокровище лорда Финиеля

– Эмили!

Голос подруги теплом отозвался в душе. Я повернулась, чувствуя, как трясутся руки от нервов.

Тонкая фигурка застыла в дверях. Занятно видеть ее такой: в длинном платье из искусного фетра и с крупным, золотым жемчугом в волосах и серьгах.

Нилли очнулась первой, подскочила с диванчика и бросилась в объятья белокурой красавицы.

– Ах, Мэган, как же долго мы тебя дожидались! – Нилли расцеловала гостью в обе щеки. – Боги, я и не думала, что буду так удивлена тебя увидеть наконец. Дай же взглянуть на тебя! – она оглянулась, призывая меня горячим взглядом. – Эмили, ну иди же сюда! Посмотри, как она изменилась.

– Эмили. – вновь позвала Мэган. Она сияла, как тысячи звезд, как луна, выходящая из-под серых облаков. А я… Мне вдруг стало не по себе. Поднимаясь на ноги, я внезапно поняла, что стала теми серыми облаками. Я мало писала ей о себе и теперь ожидала справедливой расправы, только не знала, в каком виде мне ее подадут: в виде сотен наводящих вопросов, или, может, она отвернется без продолжительных объяснений? А может, и то, и другое?

Но деваться некуда. Я это очень хорошо поняла за прошедший год – целый год ее обучения в Бланшире и моей осыпающейся, будто завядший куст на ветру, жизни.

Мне было страшно. Хотелось сохранить в ее памяти свой прежний образ – легкий, непринужденный. Но трудно было не заметить потрясение, промелькнувшее в ее глазах, когда я пошла к ней навстречу.

– Как же я соскучилась, моя дорогая! – Мэган обняла меня, лишь на короткое мгновенье вглядевшись в лицо. – Мне так много хочется тебе рассказать! – в ее голубых глазах стояли неподдельные слезы.

– Ниоллин, попроси нам чего-нибудь согревающего, все же не лето… Да и сквозняки тут у тебя.

Ниоллин напряглась, но ничего не ответила. Да и вряд ли это того стоило. Не для того она терпела здесь мое присутствие столько вечеров, чтобы в одно мгновенье все испортить.

– Вы не представляете, как тяжело было сюда добираться. Вдобавок ко всему карета просто развалилась на части на этих колдобинах. Хорошо, что нам повстречался знакомый отца: он помог с поклажей и вызвал мастера, – Мэган закатила глаза. – Замечательный человек! Если бы не он, мы ночевали бы под открытым небом, – она покачала головой, но затем мгновенно расцвела. – Ну и пусть, зато нас проводили с королевским удобством.

– Кто же этот доброжелатель? – участливо поинтересовалась я. Ее напряжение, завуалированное быстротой речи, я ощущала всем телом.

Да, голод был второй бедой, постигшей нас с болезнью отца. Из-за недоедания лицо мое приобрело землистый оттенок, глаза и волосы потускнели, а щеки впали. Руки я прятала в длинных рукавах, тонкую шею скрывала в высоком воротнике и одевалась теперь не по моде, а по необходимости и возможности. На встречу я надела лучшее платье в гардеробе – черное муслиновое – траурное, с похорон отца. А ведь еще недавно я бы в жизни не надела его вторично. О, с какой ледяной отстраненностью я когда-то принимала его из рук брата, вернувшегося на отдых со службы в Морине. Теперь это платье – память о той немыслимой роскоши, среди которой шло ко дну наше родовое судно. Теперь это платье – единственное, что я оставила себе для важнейших событий. А все потому, что я слегка иронична. Наверное.

Ни одно украшение, ни одна побрякушка не ушли раньше отца. Сначала опустел стол, потухли камины, увяла мать. Нас покинули слуги, кончились свечи. Мы медленно гибли в блеске и страхе, что в любой момент нагрянут падальщики. Отец же упрямо отказывался признавать, что мы все потеряли.

В последний вечер перед его смертью мы с матерью сидели в его покоях у окна и вышивали при свете луны. На матери был фамильный гарнитур с бриллиантами, на мне – ожерелье из голубого жемчуга. Платья наши и обувь были расшиты кристаллами так, что блики света бегали по потолку звездными зайчиками.