Соленый ветер гнал пушистые белые облака куда-то на север. Между делом он спускался почти к самой земле и, хватая песок, кидался им в прохожих. Те только радовались этому проказнику – он был первым за последний месяц. Лето подходило к концу, а во Владивостоке оно только начиналось. Холодный дождливый июнь сменился невыносимо душным июлем, и вот, наконец-то, жизнь! Приятный ветер, солнце и море. Время отпусков, каникул и первых влюбленностей.
Лиза, вышедшая пару минут назад из стен университета уже студенткой, радовалась всему, что попадалось на глаза: голубям, выискивающим крохи на клумбе, прохожим с их серьезными лицами и таким же, как она, вчерашним школьникам, оживленно болтающим на скамейках возле университетских корпусов. Шел 1977 год – год новой Конституции, восхождения на Эльбрус приморских альпинистов и год окончания школы.
Лиза спустилась по ступеням и быстрой походкой направилась в парк. Там она уселась на залитую солнцем желтую скамейку и принялась за мороженое, купленное рядом у дородной улыбающейся продавщицы. Ветерок приятно щекотал ей шею, а солнечные лучи играли в темных волосах. Девушка была милой, с мягкими еще детскими чертами лица, курносым маленьким носиком и живыми широко распахнутыми голубыми глазами. Платье, под цвет глаз, с летящей юбкой подчеркивало её уже оформившееся женское тело.
Вчерашняя школьница смотрела на свои туфли, купленные мамой для выпускного, и думала о своей будущей профессии. Пойти учиться на археолога, по мнению мамы, было крайне необдуманным решением, а ей это представлялось жутко романтичным. Походы, раскопки, ночевки у костра и прочая ерунда были настолько манящими, что, когда пришло время подачи документов, Лиза ни минуты не сомневалась. К тому же старшая сестра Яна поддержала её, убедив родителей не давить на ребенка. И вот всего один месяц до учебы. Это и будоражило, и радовало. Новые знакомства, интересы, новые друзья. Сколько всего интересного её ждет в этой новой взрослой жизни!
Когда мороженое было съедено, девушка вскочила со скамейки и быстрым шагом направилась к дому. Семья жила в самом центре города по улице Нерчинская, в пятнадцати минутах ходьбы до университета. Будущую первокурсницу это не могло не радовать, минус был лишь в том, что обратно приходилось идти в гору, а под жарким августовским солнцем это было то ещё удовольствие. Минут через пять Лизин запал стал утихать, и она замедлила темп, а ближе к дому и вовсе поплелась, как старушка. Пару раз она останавливалась и, морща нос, смотрела на Амурский залив. На лазурной глади была видна, на сколько хватало глаз, тончайшая полупрозрачная золотая пленка – яркий солнечный свет. Она почти казалась, невозможно было с уверенностью сказать, обман ли это воображения или действительно солнце залегло всего на пару сантиметров под водой и медленно качалось на ленивых волнах. На душе у Лизы было так же спокойно и тепло, её будущая жизнь казалась простой и радостной. Будто в подтверждение этого белая чайка, кружащая над водой, прокричала что-то на своём птичьем языке. Крик был уверенный и сильный. Лиза вздохнула полной грудью, улыбнулась птице и поплелась дальше.
Дома приятно пахло выпечкой. Мать, Нина Михайловна, в прошлом швея-мотористка, ныне домохозяйка, хлопотала на кухне. Девушка, поприветствовав мать, сразу прошмыгнула в ванную, стащила с себя платье и встала под душ. Прохладные струйки воды быстро побежали по спине и ягодицам. Она подставляла лицо под воду, смешно отплевывалась, намыливалась, смывала пену сильной струей и снова намыливалась. Через полчаса Лиза, посвежевшая, с мокрыми волосами, закутанная в полотенце, вошла на кухню. Нина Михайловна сидела за столом перед огромной горой свежеиспеченных булочек, на которых аппетитно поблескивала сахарная пудра, и ждала дочь с водных процедур.
