Пролог
Два рода, собравшиеся вместе, стояли
возле бушующего пламени и пели. Это была древняя погребальная
песня, долгая и грустная. В ней говорилось о жизни и смерти, о
любви и ненависти, о том, что покидая этот мир, всякий должен
оставить о себе добрую память тем, кто еще жив. Ее редко пели для
молодых. Мэйтори беззвучно произносил слова и до него, наконец,
стал доходить их глубокий смысл.
Пламя пылало.
Мэйтори смотрел, как дым поднимается
в низкое серое небо, смешиваясь с тяжелыми, набрякшими к дождю
облаками.
Пламя гудело.
Уже давно скрылась из глаз фигурка
его невесты, так и не ставшей женой. Новый дом остался без хозяйки.
Но, и ему там не жить.
Он вдруг вспомнил недавний разговор
на реке. Неужели Ло чувствовала что-то? Юноша похолодел от этой
мысли. Ему и в голову не могло прийти тогда, что он так скоро
потеряет ее. «Не знала, не могла знать!», но все равно страшно
сейчас вспоминать тот разговор. Ее выражение лица, грустную улыбку.
Почему не уберег? Опоздал, всего на десять шагов опоздал. И все
из-за того проклятого камешка, забившегося в обувь. Это он должен
был сражаться с Сиглаэном. Не Лотиэль. Он сам!
Еще одной большой ошибкой было
преследовать белобрысого. Теперь, Мэйтори уже в этом не сомневался.
Эта мысль, будет теперь вечно преследовать его. В ее смерти,
выходит, виновен он сам.
И тут, не отдавая себе отчета, в
том, что делает, он с места кинулся в бушующее пламя.
Кожу обожгло, ресницы и волосы
опалило, и даже знакомый до боли женский крик не смог остановить
его.
Только неожиданно, резко дернуло
что-то назад. Мэйтори со всего маха опрокинулся на спину, больно
выбив о землю воздух из легких.
Это Саливэль мощным заклинанием
остановила его, словно привязанного за веревку, вырвав обратно из
огня.
Мир закружился и земля начала
уходить из-под ног. Мэйтори не в силах больше стоять, опустился на
колени, и так сидел до тех пор, пока весь костер не догорел.
Пламя ревело.
Изъеденные огнем нижние бревна не
выдержали, и вся конструкция обрушилась внутрь себя. Выпустив в уже
темнеющее небо сноп горячих золотых искр. Они взметнулись высоко, и
мерцающим звездным дождем стали падать вниз. Так, наверное, Лотиэль
попрощалась с ними. Но Мэйтори казалось, что это предназначалось
только для него одного.
И это конец.
Не будет больше ночных прогулок у
реки, путешествий верхом на лошадях, встречи рассвета. Он больше
никогда не увидит ее глаз, не почувствует запаха ее волос, не
коснется маленьких нежных рук. Не поцелует среди поляны
папоротников, и не отнесет на их совместное ложе в Древе, а она
никогда не родит ему детей, мальчика и девочку. Ничего этого не
будет. Казалось, что внутри разливается какая-то беспредельная
черная бездна. И ничто не сможет ее теперь заполнить.
Огонь становился все ниже, большие
бревна рассыпались на части, но ветер, то и дело вдувал в них
жизнь, зажигая внутри красные языки пламени.
Костер догорел и возле Мэйтори
остались только родственники. Остальные, допев песнь, не
простившись, ушли.
Пришло время переложить прах Лотиэль
в специальный сосуд. Юноша почувствовал, что кто-то тронул его за
плечо. Обернувшись, увидел Лалвена.
Собирать прах было обязанностью
родственников. В данном случае, это должен сделать отец, или муж.
Но мужем ей Мэйтори так и не стал. Сегодня, однако, еще раз сделали
исключение.
Мэйтори с
благодарностью кивнул и принял из рук Лалвена небольшой,
белый керамический сосуд. Навершие его крышки было выполнено в виде
присевшей на цветок бабочки.
Больше всего он боялся увидеть не
догоревшие останки, фрагменты скелета, но этого не было. Лишь серый
пепел, зола, да покореженный пламенем браслет. Аккуратно сложил все
в погребальный сосуд. Потом, накрыв крышкой с бабочкой, вернулся
назад. Отдал Нимиэль.
