— Ты спрашиваешь, как со мной всё это случилось?
Я так устала от одиночества и тишины, что готова говорить даже
со странным ангелом, который мне снится.
— Тяжёлый день, Александра? — подсказывает он, и я решаю быть
откровенной, впервые ничего не скрывая. С ним я могу быть
собой — израненной, слабой. Ведь эта беседа — лишь сон.
— Тяжёлый день? — повторяю за ним. — Уже полгода, с развода, для
меня все они такие, хотя на работу больше не нужно спешить, да и
что-то делать, по сути, не нужно. Воскресенья — вообще ад...
— А если подробней? — ангел не позволяет мне долго молчать. —
Расскажи мне всё. Ничего не скрывай.
— Прям-таки всё?
Он кивает. В разноцветных глазах — всё внимание мира, который —
вот уж чудо! — наконец хочет услышать меня, хотя до сих пор никто,
ни разу не проявлял такого желания.
Начинаю издалека. Мысли скользят, перескакивают с темы на тему.
Даже детство вспомнила, чего только ему ни говорю. Меня несёт,
будто плотину прорвало.
— ...Знаешь, ведь Костя не жмотился, всем обеспечил, квартиру
подарил — правда, однокомнатную и в спальном районе, но, как шепнул
адвокат: «Живо бери и благодари». И я кивнула, сказала: «Спасибо
вам, Константин Эдуардович», не знаю даже, как умудрилась другие
слова удержать, те, что аж душили, кислотой горло жгли. Адвокаты,
оба, что мой, что его, светились от счастья — ещё бы, такие деньги
за полчаса работы в почти полной — одуряющей, по нервам тикающей —
тишине. Когда судья ушёл, адвокат Кости получил денежки и на этом
всё, а моему пришлось ещё поработать: расплывшуюся до состояния
медузы клиентку до такси довести. Смешно, наверное, выглядело со
стороны: такая приличная женщина в деловом костюме, на высоких
каблуках, спускается со ступенек здания суда, и у неё ноги
подкашиваются, а лицо — будто у наркоманки, словившей приход.
— Всего вам хорошего, Александра Александровна, — напоследок
сказал он мне и ушёл. Двери в здание суда захлопнулись за ним с
таким мерзким звуком, будто гвоздь вбили в мой гроб, а таксист
равнодушно спросил:
— Так куда вас?
«Домой» просилось на язык, а ответить пришлось:
— В Малиновку. Центральная, сто двенадцать.
Мой новый дом — тюрьма все эти полгода.
У них на руках были фотографии, на которых я лежала в объятиях
его брата, в одном нижнем белье. Понятия не имею, как они это
сделали, между мной и Семёном никогда ничего не было, да и быть
ничего не могло — я же Костю любила, а он, оказывается, от меня
подустал и нашёл замену помоложе и с грудью побольше. Возможно,
силиконовой, а возможно — я до сих пор очень зла, и хочу этой
замене ноги переломать, но руки у меня коротки, и сил никаких не
осталось.
Народная мудрость: жена узнаёт обо всём последней. Так случилось
и со мной. Та, новая, Катенька, он так её ласково называет, месяца
три публиковала фотографии в соцсетях, ретушируя его лицо,
принимала поздравления, сначала с обретением любимого, потом с
совместным отдыхом (поездкой на неделю в Италию, которую одна очень
глупая жена считала исключительно деловой). Потом Катенька объявила
на весь мир о помолвке, похвасталась кольцом и начала выбирать
платья для свадьбы — а я тихо себе жила, воспитывала приёмного сына
и ездила на работу: Косте помогать, ведь он весь во встречах,
делах, такой занятой, что жаловался: как будто женат на работе.
Как оказалось, жениться он собрался совсем не на работе, а на
своей подчинённой — молодом перспективном финансисте, красавице
двадцати пяти лет, то есть на восемь лет меня младше.
Я у Кости — вторая жена. Первой ничего плохого не сделала, та
сама ушла до появления меня в их жизни, сына бросила, и Костя искал
маму Кириллу, на работу гувернанткой порекомендовали меня, и как-то
у нас закрутилась. А, может, только у меня? Нет, нет, всё же восемь
лет прожили вместе, не мог бы он столько терпеть рядом особу, к
которой совсем равнодушен, давно бы замену нашёл. Да и в постели
всё начало портиться меньше года назад, а до того он казался мне
богом, способным сотворить с моим сердцем и телом всё, кроме
одного, самого важного — он так и не дал мне ребёнка. У нас был
Кирилл, и иногда я даже забывала, что он мне неродной, так к нему
сердцем прикипела.
