Будильник, разлепить глаза, ещё бы пять минуточек… Но воспитательница просила не опаздывать, утром репетиция. Лена потягивается, зовёт дочку: «Котёнок, просыпайся потихоньку».
Прошлёпать голыми ногами по холодному полу, включить чайник, умыться, достать в полутьме из шкафа что-нибудь немятое.
Лена открывает балконную дверь – проверить погоду. В лицо бьёт дождь со снегом. Хорошо бы надеть зимние куртки, но искать некогда, сойдут и пальто, главное – шарфы потеплее. Лена идёт в прихожую, перебирает на полке шапки, шарфы, перчатки – всё такое лёгкое, почти летнее… Кричит в сторону ванной: «Катюш, умывайся быстрее, завтрак не успеваем, в садике поешь!»
Катюшка выходит из ванной. Лицо сонное, волосы растрёпаны, но одета. В руках осенняя поделка – грибочки в корзинке. Ставят в пакет, накрывают лёгким шарфом – дай бог, не промокнет. Лена обматывает Катюшкину шею маленьким шарфом, помогает надеть пальто, большим укутывает снаружи. «Мама, а где шапка?» Лена вздыхает: «Нет времени искать, наденешь мою, у меня капюшон». Катюшка хнычет: шапка колется. Лена утешает: зато яркая, машина не собьёт. Чудом находят парные варежки – и вперёд, под снег.
Лена идёт быстрым шагом, одной рукой тянет Катюшку, в другой мотыляется по ветру пакет с поделкой. Идти трудно, холодный дождь сечёт лицо. Катюшка опять хнычет: «Мама, не хочу в садик!» Лена привычно талдычит, что такой порядок, взрослые – на работу, дети – в садик, образование и социализация, без этого никуда, и сколько можно повторять? Катюшка не унимается: «Мама, мне страшно!»
Звенящая нотка в голосе побуждает Лену обернуться и посмотреть на дочь. Катюшка часто моргает и сжимает губы – прямо как её отец. Но тот сразу начинал кричать, а Катя молчит, просто хмурится. Лена вздыхает: ну что опять случилось? Катюшка жалуется, что Вова обижает, забирает полдник, пока Аниванна не видит, а вчера порвал её рисунок, прямо на занятии, а с мальчишками даже дерётся. «Ты просто к нему не подходи, – говорит Лена, – а я поговорю с Анной Ивановной. Бежим, совсем опоздали».
Когда они добегают до садика, дождь становится снегом, мягкими хлопьями падает на плечи. Катюшкины щёчки румянятся в цвет шапочки. Лена снимает варежку, тычет пальцами в ледяные кнопки домофона, но дверь распахивается сама. Их оглушает голос заведующей Инны Львовны: «Шапошниковы! Что ж так поздно? Репетиция идёт! Лена, ты беги, мы тут сами».
Лена сбивчиво, по-детски оправдывается, мол, будильник, дождь, поделка… Рядом с Инной Львовной Лене всегда шесть лет, ведь заведующую даже мама побаивалась. Лена чмокает Катюшку и убегает на работу.
В офисе Лена стряхивает с пальто мокрый снег, вешает сушиться шарф, переобувается. Наконец включили отопление, женщины сняли тёплые кофты, запестрели блузками. Лена тоже снимает свитер и идёт на кухню за кофе. Лена не любит утренней болтовни. Но сегодня в офисе спокойно: видимо, многие стоят в пробках или вообще решили не приезжать. Из чайника вырывается пар, звенят чашки, кто-то заваривает земляничный чай… Лена позволяет себе задержаться и даже присесть на краешек табуретки.
Кухонный разговор вертится вокруг сказок. Громче всех возмущается Вита: «Ну вы представляете, велят читать народные сказки. А у меня к каждому сюжету вопросики. Взять отца Золушки – он о чём думал? Не видел, как с дочкой обращаются?»
Остальные наперебой подхватывают: «А мама Рапунцель? А Гензель и Гретель как вам? Родители решили их не кормить и отвели в лес – нормально?» – «Критикуешь – предлагай! Что им было делать? Самим убить, чтоб не мучились?» – «Фу, девчонки, что за темы у вас с утра?» – «Какие сказки, такие и темы! И как такое детям читать? Моя в средней группе, там Красная Шапочка. Вот вы мне скажите: какая мать отправит дочь одну через лес? Ведь знала же про волка! Лен, у тебя ж дочка тоже в средней? Ты как объясняла?»
