Станция

Далёкий маячок её красной куртки мелькает среди деревьев. Или это только кажется ему? В глазах его плавают круги, клубами пепла летают чёрные точки; он задыхается и почти готов упасть в обморок. Но он не может позволить себе, о Господи, только не теперь. Потому что она где-то там, а он здесь, а между ними это.

…Деревья, и голые ветви, и серый свет. Только бы не упасть. Он спешит, пытаясь не обращать внимания на свою боль. Где же ты? Где ты?

…Это не должно приблизиться к ней, догнать её. Он должен догнать первым.

Иначе ни у кого из них нет шанса.

Иногда только думаешь, что проснулся.

Олег лежал на ребристой скамейке, и ему снилось, что он лежит на чем-то жёстком и неудобном, и спина его затекла, и он слышит непонятный, но удаляющийся гул, странную низкую вибрацию, и пытается проснуться, чтобы разобраться во всем этом. Он открыл глаза и приподнял голову, осознав при этом слабость во всем организме. Попытался подняться на локтях и понял, что не в силах сделать это. Рук он вообще не чувствовал. Вернее, не так: он ведь совершал ими какие-то движения и знал об этом, но это было похоже на то, как если бы он взмахнул резиновыми шлангами вместо рук. Отлежал, мать их… Он повертел головой, сонно моргая. Веки были тяжелыми. Неимоверно трудно держать глаза открытыми. Но ноги!.. С ногами, похоже, та же песня, что и с руками- их словно бы и не было. Становилось страшно. Олег попытался посмотреть вокруг. Взгляд никак не фокусировался, съезжал к переносице, но он различил огни над собой, убегающие куда-то в сторону, за пределы поля зрения. Ему показалось отчего-то, что это лампы – где? в цехе? В каком, к черту, цехе? Страх рос, вздымался волной, страх от ирреальности всего происходящего. Он махнул перед собой руками, этими неподатливыми шлангами и не увидел их. Всё было неправильно, странно. Сосредоточившись, он поднёс раскрытые ладони к самым глазам… но продолжал видеть огни. Вот тут его захлестнул настоящий ужас. Дикий, нечеловеческий. И он заорал. Даже завыл… И вдруг выдрался из сна. Как из омута, взаправду. В голове ещё звучал отголосок собственного воя, но он отлетал, как и кошмарный сон, в котором только что был и откуда… да, спасся. Пожалуй, в реальность этот крик так и не прорвался. А я прорвался, сказал себе Олег, чувствуя, как гулко, страшно колотится сердце. Дышал он так же трудно, всё тело похолодело от испарины, но Олег испытал ни на что не похожее облегчение. Потому что ощущение того, что его засасывает этот тёмный, грозный кошмар было до того всеобъемлющим.

– Ух, ты… – прошептал он, проведя влажной – настоящей и послушной – ладонью по мокрому же лицу. Рука дрожала. – Ух, ты… Вот это сон…

Действительно, кошмар. Такие только с похмелья… Страшным ведь был не сюжет – какой там, нахрен, сюжет, – а вот это ощущение ужаса, свои собственные ясные мысли по ходу сна. Бля, я умер! – вот это помнилось отчётливо, когда он вырывался из кошмара. Ну да ладно… Проснулся, и ладно.

Олег с трудом сел скамейке. Тело действительно затекло. Он посмотрел вокруг…

– Чёрт…

Сердце куда-то ухнуло, ужас, отступивший было, вновь проник в него- холодный и реальный- в съёжившейся мошонке, в животе, в груди, перехватывая горло, разливаясь кислотой во рту, сводя скулы. Олег не знал, где он. Не знал, и всё тут. Ни малейшего понятия.

Он встал на неверных ногах. Медленно повернулся на все триста шестьдесят градусов, широко раскрыв рот и даже не замечая этого. Опустил глаза, зачем-то заглянул в мусорную урну рядом со скамейкой: там валялись «бычки», стеклянная пивная бутылка, одноразовые пластиковые стаканчики, чьё-то недоеденное и ещё не растаявшее мороженое на палочке…

– Ясненько, – сказал Олег, только чтобы не молчать, ведь ни хрена не было ясно. Нет, в принципе, понятно. Это какая-то долбаная железнодорожная станция, и он проснулся на платформе перед путями. Было утро, похоже, раннее-раннее. Сероватый свет только намечал восход солнца, но было уже влажно, душно и жарко. Вокруг висел туман – испарения от земли, как после дождя, хотя ничего не говорило о дожде. В дымке хорошо были видны близкие и смутно угадывались дальние детали пейзажа. Напротив – несколько рядов пустых путей под высоковольтными проводами, но дальше застыл товарняк, вытянувшись над рельсами в обе стороны от Олега. Не совсем отчётливо, но Олег различал пустые, открытые платформы, вагоны, ряды грязных, залитых нефтью цистерн. А за спиной эта чёртова станция. Он снова повернулся к ней лицом. Старое здание из красного кирпича, двухэтажное, судя по двум крыльям, отходящим от центрального, с высокими окнами и двумя почему-то белыми колоннами выхода на посадку. Над этой центральной частью, над колоннами, над козырьком с круглыми часами, показывающими четыре часа и над окнами – большими чёрными буквами – название станции, оно же, скорее всего, и имя здешнего поселения – деревни, посёлка, или городка, кто его знает – «ПОЛЯ КАМЫШЕЙ».