– “Ora et labora”, – по слогам прочитал Лу, – ерунда какая-то.
– Это не ерунда, а латынь. Значит "Молись и работай"… Девиз бенедиктинцев>1 – можно сказать, нам повезло! Стукните-ка еще раз.
– Да я уж весь кулак отбил – не отпирают!
Надпись над воротами была едва различима, и вообще старый монастырь выглядел заброшенным. Андре ничуть бы не удивился, окажись такое на самом деле.
Несчастья преследовали их на пути в Сарагосу. Вот уже вторую неделю путники двигались через Пиренеи>2 к югу. В последней попавшейся на пути деревне им неверно указали дорогу. На затерянной тропе Гнедой быстро захромал, а в довершение всех бед на перевале сломалась повозка. Ее пришлось оставить и пешком спускаться с вершины. Солнце почти скрылось за соседней горой, когда Андре и Лу увидели внизу колокольню старого монастыря.
Обвешанные узлами путники и хромой конь смертельно устали и представляли собой весьма жалкое зрелище. Несмотря на начало лета, погода хмурилась. Собирался дождь. Если они не найдут здесь приюта, им несдобровать. Оставалось лишь молиться, чтобы затерянный в горах монастырь был обитаемым. В конце концов, среди монахов один мог оказаться с добрым сердцем.
Обитель окружал высокий и достаточно ветхий деревянный забор. Ворота выглядели крепкими, но преодолеть худую ограду не составило бы труда. Правда, после этого едва ли можно было рассчитывать на гостеприимство монахов
Наконец, кто-то услышал их. Скрипнул засов, и калитка в воротах распахнулась. За ней стоял пожилой бенедиктинец. Ему было не менее семидесяти, но монах выглядел вполне бодро. Волосы на голове торчали коротким ежиком, окружая выбритую по обычаю макушку.
Старик не спешил начинать разговор и не удостоил путников даже приветствием. Андре про себя рассудил, что более всего угрюмый привратник похож на уроженца Гаскони. Впрочем, они находились на территории Арагона>3, а здесь можно встретить монаха любой национальности.
Молчание затянулось, и он решился его нарушить:
– Простите нас за вторжение на священную землю. Мы – несчастные путники, потерявшие дорогу. Вторые сутки плутаем по этим горам, конь захромал, а повозка сломалась на вершине. Умоляю, позвольте нам переночевать и восстановить силы в стенах монастыря. Мы продолжим путь при первой возможности, но если вы не окажете нам такого гостеприимства, нам грозит верная гибель в горах.
Окончив свою речь, Андре напряженно ждал ответа. Он говорил по-французски, хотя не был уверен, что его поймут. Если национальность монаха определена неверно, на гостеприимство можно не рассчитывать. Андре с трудом сдержал вздох облегчения, услышав в ответ французскую речь с отчетливым южным акцентом:
– Мне-то без разницы, пускать вас или нет. Это настоятелю решать, а он у нас строгий.
– Может быть, проводите меня к нему? Я постараюсь его убедить!
– Да там он… у себя… читает, – на последнем слове монах отчего-то фыркнул, – Только вы поспешите, а то кашей запахло – вечерняя месса скоро начнется.
В воздухе действительно чувствовался вкусный аромат с кухни. За спиной монаха в глубине двора возвышался монастырь: прямоугольный комплекс из нескольких массивных каменных зданий. Над одной из построек вился дымок.
Андре нерешительно поинтересовался:
– При чем здесь каша?
– А у нас повар за колокольню отвечает сейчас: как ужин сготовит, так и бежит звонить.
– Ничего себе! А нормального звонаря нет?
– Людей не хватает. За ворота вон у нас плотник отвечает, брат Серхио, – да только он дрыхнет, как всегда. Хорошо, я вас услыхал.
Вздохнув, Андре обернулся к Лу и сказал:
– Постараюсь добыть нам ночлег. Постерегите Гнедого, я скоро.
– Поесть бы еще, – тоскливо отозвался слуга.
Хозяин не раз уж замечал, что из всех лишений голод парень переносил хуже всего. Это было неудивительно с учетом могучего телосложения Лу. Несмотря на юные годы, он был на голову выше любого верзилы, а субтильный доктор едва доставал слуге до плеча.
