По вторникам в 16:30. Такое у нее расписание.
Я стою на грязном тротуаре недалеко от оживленного перекрестка Шестнадцатой и Кей-стрит, пристально рассматривая прохожих. Моя новая клиентка появится через семь минут.
Я могу и не знакомиться с ней сегодня. Все, что нужно, – это визуально оценить возможность дальнейшей работы. От одной этой мысли плечи выгибаются вперед, словно я инстинктивно стремлюсь принять позу эмбриона.
Вполне можно отказаться от этого дела, сославшись на то, что шумиха в прессе вокруг подозрительной смерти няни клиентки сформировала мое мнение и я не сумею быть объективной. Но тогда я солгу Чарльзу, а он мне как родной отец.
– Стелла, ты знаешь, я не люблю никого просить об одолжении, – сказал Чарльз на прошлой неделе, когда мы ужинали в одной из кабинок его любимого итальянского ресторана, и взмахом развернул накрахмаленную белую салфетку.
Та зашуршала, словно подчеркивая его слова.
Вероятно, Чарльз хотел напомнить, что за все годы нашего знакомства он ни разу ни о чем меня не попросил.
– Не уверена, что смогу помочь, – ответила я.
– Ты единственная, кто может помочь ей. Стелла, ты нужна ей, ты должна стать ее рупором.
Я не могу отказать человеку, благодаря которому у меня есть карьера, человеку, который вел меня к алтарю и поддержал, когда мой брак распался. И вот я стою здесь.
Новая клиентка меня точно не заметит: никто не обратит внимания на тридцативосьмилетнюю брюнетку в черном платье и высоких сапогах, уткнувшуюся в телефон. Тем же самым занята половина людей вокруг меня в этом оживленном районе округа Колумбия. Клиентка должна показаться через две минуты.
Тусклое октябрьское солнце прячется за облаками, прихватив с собой все тепло. Неожиданно сзади раздается скрипучий сигнал машины, от которого душа уходит в пятки.
Я резко оборачиваюсь, собираясь одарить водителя злобным взглядом, а когда поворачиваюсь обратно, вижу клиентку – она всего в десятке ярдов от меня. На ней голубой кардиган, застегнутый на все пуговицы, кудрявые рыжие волосы распущены по плечам. Лицо ничего не выражает. Она даже меньше, чем я представляла. Кажется, ей семь лет, а не девять.
Ее держит за руку мать – высокая хрупкая женщина с сумочкой, которая стоит дороже машин некоторых марок. Они приближаются к пункту назначения. Это серое каменное здание; адрес предусмотрительно указан на медной табличке. Внутри располагается офис лучшего детского психиатра в округе Колумбия. Через несколько секунд мать с дочерью исчезнут за дверьми.
Она всего-навсего ребенок, напоминаю я себе. За последний месяц она пережила больше, чем некоторые люди за всю свою жизнь.
Я профессионал в своем деле. Вероятно, я справлюсь с поставленной задачей благодаря выработанным мной системам и стратегиям. В кои-то веки смогу оказать услугу Чарльзу.
В нескольких шагах от входа в здание маленькая Роуз Баркли останавливается. Она вырывает ладошку из материнской руки и показывает на свою туфлю. Миссис Баркли кивает, снимает большие солнцезащитные очки и убирает их в футляр, пока Роуз занята обувью.
Я вытягиваю шею вперед и наблюдаю за ней украдкой. Люди проносятся мимо Роуз, словно речной поток, огибающий валун, но как будто бы никто не обращает внимания на то, что она делает. Девочка занята не ремешком на блестящих черных туфлях «Мэри-Джейн», как мне сначала показалось. Она пытается что-то найти на земле. Я делаю шаг вперед. Все происходит так быстро, что я едва успеваю заметить случившееся. Будь я на противоположной стороне улицы или внутри здания, то ничего бы и не увидела.
