Накануне бедствия Айрис Карр впервые ощутила предчувствие опасности. Она привыкла к защите толпы, которую – с бессознательной лестью – называла «своими друзьями». Привлекательная и обеспеченная сирота, она всегда была в окружении людей. Они думали за нее – точнее, она перенимала их мнения, и говорили за нее – поскольку ее голос был слишком тихим для шумных светских бесед.
Их постоянное присутствие создавало иллюзию, будто она вращается в широком кругу несмотря на то, что одни и те же лица повторялись с завидной сезонной регулярностью. Они также приятно напоминали ей о ее популярности. Фотография Айрис появилась в иллюстрированных журналах благодаря предложению фотографа о рекламе, последовавшему за объявлением в прессе о ее помолвке с одним из представителей этой толпы.
Это была слава.
А вскоре после этого ее помолвка была расторгнута по взаимному согласию – повод для новой публикации портрета. Еще больше славы. И ее мать, умершая при рождении Айрис, возможно, заплакала бы или улыбнулась над этими жалкими вспышками человеческого тщеславия, всплывающими, как пузыри болотного газа, из темноты.
Когда Айрис впервые ощутила предчувствие опасности, она была в особенно хорошем настроении – отдохнувшая и довольная после нестандартного оздоровительного отпуска. Подобно первооткрывателям, одержавшим победу, их компания ворвалась в живописную деревушку с обаянием запущенности, затерянную в отдаленном уголке Европы, и заявила на нее свои права, оставив каракули в книге для гостей.
Почти целый месяц они оккупировали единственную гостиницу, приведя хозяина и персонал в восторженное смятение. Они покоряли горы, плавали в озере и загорали на каждом подходящем склоне. Внутри гостиницы они заполняли бар, перекрикивали радио и щедро раздавали чаевые за малейшую услугу. Хозяин сиял над переполненным кассовым аппаратом, а улыбающиеся официанты оказывали им особое внимание – к вполне справедливому раздражению других английских постояльцев.
Для этих шестерых Айрис казалась всего лишь одной из толпы – типичной представительницей полусвета: тщеславной, эгоистичной и бесполезной. Разумеется, они не знали о ее лучших качествах – щедрости, с которой она как само собой разумеющееся брала на себя счет за обед с «подругами», и подлинном сострадании к тем, чьи беды оказывались у нее перед глазами.
И хотя она лишь смутно осознавала мимолетные вспышки недовольства собой и презрения к себе, ей была хорошо знакома черта утонченности, которая удерживала ее от участия в разгульных выходках. В этот отпуск она слышала свирель Пана, но не испытала на себе удара его волосатых копыт.
Вскоре и без того неустойчивые условности, державшие эту компанию, окончательно ослабли. Они загорали, пили, веселились, а границы супружеской верности начинали приятно размываться. Окруженная пестрой смесью неопределенных супружеских пар, Айрис была неприятно поражена, когда одна из женщин – Ольга – внезапно ощутила запоздалое чувство собственности и обвинила Айрис в том, что она уводит ее мужа.
Помимо неприятности самой сцены, чувство справедливости Айрис было глубоко оскорблено. Она лишь терпела беспомощного мужчину, который казался лишней частью в разладившемся механизме домашнего быта. И вовсе не она была виновата в том, что он потерял голову.
Что усугубило ситуацию – она не заметила никаких признаков настоящей преданности среди своих друзей, которые явно наслаждались происходящим. Поэтому, чтобы снять напряжение, она решила не возвращаться в Англию с остальными, а остаться на два дня дольше, наедине с собой.
На следующий день, все еще чувствуя обиду, Айрис проводила всю компанию на маленькую примитивную железнодорожную станцию. Они уже начали реагировать на скорое возвращение в цивилизацию. Снова были надеты модные наряды, и все распределились по законным парам, что стало естественным продолжением процесса опознания чемоданов и забронированных мест.
