Пусть между нами километры, но я
все равно приду к тебе. Твой свет, подобно маяку, разрезает мою
ночь.
У нас все могло быть иначе, выбери
мы другой путь.
Посвящается Валентине
Сергеевой
Приглушенный свет мерцал в
хрустальных бокалах с шампанским. Из динамиков под потолком лилась
тихая мелодия виолончели, заглушая светскую болтовню.
– Надо было конкурс красоты делать,
– Руслан опрокинул в себя шампанское, и поморщился, словно от
водки. – Так хоть бы моделек цапнули, а тут одни курицы.
– Как ты говоришь о дамах? –
рассмеялся Борис. – Тем более таких! Надежда современной
живописи!
Руслан поморщился, обводя взглядом
зал. Смешно помотал головой и жестом подозвал официанта.
– Даже посмотреть не на что. – Он
перехватил пару бокалов с подноса и один протянул Борису.
– А ты не смотри, ты считай, –
посоветовал Борис. – Считай сколько бабла мы отмыли на этих
картинках. И перед налоговой чистые, и заносить никому особо не
пришлось.
Руслан согласно кивнул, затем вновь
обвел разочарованным взглядом собравшихся и недовольно
скривился.
Отчасти Борис был с ним солидарен.
Выставка вышла скучной и не обещающей веселого вечера. В целом,
присутствующих дам подходящего возраста можно было разделить на две
категории: проститутки, выдающие себя за художниц, и художницы,
примерившие личину путан. Увы, и те и другие Бориса не
интересовали. Он вовсе не был праведником, и не держал целибат.
Наоборот, сказывалась доступность земных наслаждений, и следующая
за ней пресыщенность.
– Хорошо, – Борис хлопнул друга по
плечу, – в следующем году будут тебе модели.
Он уловил запах ароматизированных
сигарет. Невольно повернув голову, Борис увидел неподалеку девушку,
внимательно разглядывающую картину. Она выглядела так, как будто
выпрыгнула из западных пятидесятых или шестидесятых, в тонкой
черной водолазке, с таким же беретом, и графитовой облегающей юбке.
Ее можно было бы принять за битника, если бы не копна рыжих кудрей,
стянутая резинкой. Однако Бориса поразила не ее одежда: мало ли
любителей черного. Мундштук. Длинный, лаконичный, и тоже, кажется,
черный. Она аккуратно держала его тремя пальцами, изредка подносила
к губам, роняя пепел.
Можно было бы сказать, что сердце
Бориса забилось чаще, что хладнокровный Таларски обезумел от любви,
впервые в жизни всколыхнувшей душу. Но это не так.
Девушка не была писаной красавицей,
и аромат ее духов не свёл мужчину с ума. Откровенно говоря, он и
сам не знал, почему пошёл к ней.
– Здесь не курят, – сказал Борис
тихо.
Девушка окинула его скучающим
взглядом, пожала плечами. А дальше, словно в замедленной съемке,
вынула полуистлевшую сигарету и протянула ему. Борис улыбнулся
уголками губ.
– Нет, спасибо.
– Затушите, – выдохнула она. – Раз
Вам мешает.
***
Холодные фонари равнодушно смотрели
на джип с запотевшими окнами. Юбка задрана, белье сдвинуто. Ногти
девушки больно впивались в плечи, но едва ли Борис мог об этом
думать. Острое наслаждение и адреналин вытеснили все связные мысли.
Подумать только, Борис Яковлевич Таларски, сидел на заднем сидении
раритетной "Чайки", а на нем, закрыв глаза и отключившись от
реальности, самозабвенно раскачивалась девушка. Он не знал ее
имени, она его, вероятно, тоже. Борис мог сказать о ней лишь то,
что она пользуется духами, давным давно снятыми с производства, и
курит виноградные GW, что вроде тоже пропали с прилавков,
черно-фиолетовую пачку которых Борис кинул на переднее сиденье,
когда садился в ее машину.
Они не знали друг о друге ничего, и
едва ли обменялись сколь-нибудь значащими фразами, но почему-то
легко поддались страсти, подобно лаве растекающейся в них, сжигая
безумцев огнем похоти.
Борис положил руку девушке на шею и
притянул для поцелуя.
