Городишко К. не отличался ничем примечательным. Две узкие улицы, пересекаемые третьей, поменьше, – как смычок на скрипке Паганини, у которой лопнули струны, – сиротливо тянулись в неизвестность, периодами оглушая округу автомобильным шумом проезжих незваных лихачей с турбо-моторами. Обычное провинциальное житьё-бытьё горожан скрашивалось редкими творческими вечерами в местной библиотеке и выставками единственной живой достопримечательности – талантливого художника Станислава Столпина. Хотя нет, была ещё одна примечательность, только она располагалась за городом.
В чистом поле среди зарослей полыни и чертополоха высилось в величественном одиночестве гранитное скальное образование, выветренное и отшлифованное бурями и дождями. Местная молодёжь облюбовала эту точку для встреч перед походом в лес или на реку.
От каменного столба, который именовали «Вперёдсмотрящим» за характерный небольшой выступ на вершине, до лесного массива километра три – четыре по пыльной просёлочной дороге без асфальта. Лес этот был рукотворным. Для защиты поселения и его полевого хозяйства от выветривания и высушивания плодородных почв когда-то, ещё в советские времена, насадили вдоль линии реки молодые дубы, клёны и буки. Сколько годков прошло с тех пор, уже и не вспомнить, а только лес прижился, разросся, обзавёлся молодой порослью. Берега реки заросли тонкоствольными гибкими ивами, душистой таволгой и рогозом в человечий рост. Поля запустели и покрылись сплошь сорными травами.
В начале лета, правда, красиво цвели маки. Вся широта земли на много километров покрывалась алыми цветами. Такое время больше всего и любил Столпин, ходил к столбу на этюды. Часами вглядывался он в полыхающее красным огнём цветения поле, в колыхающиеся на ветру травы и кудрявые макушки ближайшей к полю дубовой рощи. Ветер доносил до него свежее дыхание реки, и это было единственным спасением от одуряющего запаха полыни, разгорячённой солнцем.
Столпин был одним из немногих последних импрессионистов. Его вдохновляли полотна Моне, Валери, Ван Гога и Дега. Как сказал досточтимый Александр Дюма-сын, искусство требует или уединения, или нужды, или страсти. Чего-чего, а вот уединения и нужды у Столпина-художника было в полном достатке. Он жил с матерью и младшей сестрой в маленьком двухкомнатном домике, хоть и в самом центре городка, зато и дом, и дворик, и ограждавший их забор давно обветшали, заросли хмелем и вьюном, бороться с которыми было некому. Мать с утра до ночи работала на сменах – то поваром в школьной столовой, то посудомойкой в небольшом кафе, а сестрёнка была ещё школьницей, интересы которой сводились к интернет-знакомствам и запойному чтению бульварной прозы.
Единственной страстью молодого человека была живопись. Он писал пейзажи, изредка портреты; большой популярностью у любителей поглазеть на что-то необычное пользовались его многочисленные вариации на тему знаменитого К-ского столба. Изредка он наведывался в столицу на вернисажи, иногда привозил свои полотна, иногда даже удавалось что-то продать в частные коллекции. Звёзд с неба не хватал и непрактично считал зазорным яростное стремление к богатству и славе в среде художников.
Однажды, вернувшись с очередной прогулки по окрестностям, художник застал сестрёнку в возбуждённом состоянии духа.
– Она приезжает! Она, в самом деле, приезжает к нам! – радостно выкрикивала девочка-переросток, размахивая мобильником.
Столпин никогда ещё не видел сестру в таком воодушевлении. Она бегала по дому, раскладывала по стульям свои вещи, то и дело что-то прикладывая то к талии, то к плечам, заглядывала в зеркало открытого шкафа, дверцы его давно рассохлись и скрипели неимоверно. Девушка подбегала к нему и что-то поминутно доставала, вертелась у зеркала и тараторила, не умолкая.
