Саша, 31 августа, 12:17
Я тяжело вздохнул, поднялся с кресла и, перепроверив все электроприборы в трехэтажном за'мке, в котором единственным возможным драконом и прекрасным принцем одновременно мог быть только я, и в котором я уже почти полгода жил один, взял скейт и направился к выходу. Шура приоткрыла один глаз, лениво оглядывая меня с ног до головы. Серо-белый полосатый хвост плавно переходил справа налево и обратно, и кошка широко зевнула, закрывая глаз обратно. Ей не привыкать к тому, что ее хозяин, то есть я, куда-то уходит.
– Не переживай, к ужину я вернусь. Нужно съездить до Пашки, встретиться с Таней и купить хотя бы одну новую ручку, иначе мне уже завтра будет нечем писать, – я задержался, чтобы погладить животное, которое стало моим единственным спутником по жизни с тех пор, как родители уехали в долгую научную экспедицию. Раньше меня оставляли бабушкам и дедушкам, но с недавнего времени оставлять меня просто некому, и мы договорились, что я честно буду исполнять обязанности по дому, ведь мне уже пятнадцать, а в октябре даже стукнет шестнадцать. Почти каждый вечер я созванивался то с мамой, то с папой, и никаких проблем, в целом, не возникало.
Однажды, правда, я буквально спалил макароны (до сих пор не понимаю, как кастрюля может гореть), но это осталось среди тех фактов, которые родителям я не собирался рассказывать. Карманных денег мне присылали столько, что хватило и на новую кастрюлю, а за полгода отсутствия мама вряд ли заметит изменения в кухонной посуде.
Спойлер: она заметила.
– Если не забуду, сразу куплю тебе новый набор корма и наполнитель для лотка, – я провел ладонью по спине Шуры, снова вздохнул и вновь направился к выходу. – Ты за старшую, – оповестил я кошку, на что она довольно мяукнула.
Дверь захлопнулась, я поставил дом на сигналку и, сбежав по ступенькам вниз, запрыгнул на скейт и поехал на соседнюю улицу, где жил мой лучший друг Павел Арсеньевич Терентьев.
На ходу пятерней пригладил непослушные русые волосы, облизал пересохшие губы. Поднявшийся августовский ветер напомнил мне о наступлении осени, и я снова вздохнул. Увидь меня сейчас Таня, сказала бы, что я выгляжу, как старый дед, который только и делает, что тяжело вздыхает. Но я действительно переживал. Поэтому и поехал к другу раньше назначенного времени – мы договорились встретиться в два и пойти по магазинам, потому что в пять у меня встреча с Таней, а в семь я уже должен буду вернуть ее в детский дом. Там с правилами все действительно строго.
Сердце предательски защемило. Чувствую себя полнейшим придурком, который не может разобраться в собственных чувствах. Нет, разобраться, конечно, я могу, но хотя бы минимально попытаться их принять у меня никак не выходит.
С Таней мы знакомы с первого класса, и где-то в начале учебного года я твердо решил, что буду ее защищать. Если честно, как бы я ни силился, я никак не могу вспомнить, что же именно тогда произошло, а у Пашки я спросить стеснялся. Я даже самому себе не признавался в том, что я не просто хочу защищать ее, а всегда быть рядом. Лишь изредка, перед сном, я ловил себя на мысли, что страшусь своего будущего после девятого класса, ведь Тани там может не быть. Фактически, я догадывался, что влюблен, как дурак, но ни признаться, ни смириться не мог. Поэтому и ехал к своему лучшему другу.
Пашу я знал с детского сада. В смысле, тогда я помню отчетливые эпизоды нашего совместного времяпрепровождения, а знакомы мы с почти рождения, он младше меня на полгода. Наши дома находятся на соседних улицах, наши родители часто встречались на различных умных конференциях, где обсуждались вопросы типа психиатрии и экологии, а наши мамы знают друг друга тоже примерно с пеленок. Так что тот факт, что Пашка станет моим лучшим другом, был предопределен всеми астрологическими прогнозами и ретроградностями.