Элис
Оборот случился ровно в тот момент,
когда солнце закатилось за горизонт и кромка океана перестала
отливать красным цветом. Сам мир разом утратил яркость, и как будто
в насмешку, мое тело окутало белой пеленой, вернув ей настоящие
черты. Туловище едва заметно удлинилось на пару сантиметров, ткань
платья в груди стала немного жать, а в очках и вовсе отпала
необходимость. Теперь из окна своей башни я видела все четко и
ясно.
Студенты разбрелись по комнатам, о
чем говорили окна, в которых горел теплый нежный свет пульсаров. Я
специально разглядывала все так тщательно, словно пытаясь запомнить
каждую деталь ночной академии. Мало ли, я ее больше не увижу.
Нервный смешок сорвался с губ, и я,
высоко задрав подбородок, поморщилась. Пришло время отдавать долг.
Как-то я рассчитывала сделать это не так спешно. Но, увы, у
счетовода на меня были другие планы. Только вот знать какие,
желания не возникало.
Ко всему прочему, я опоздала.
Намеренно, нужно отметить эту важную деталь. После стольких лет до
меня снизошли с личной встречей. Прямо личной-приличной. Что же,
пусть теперь сами немного обождут. Ничего не станется, и корона с
головы не упадет.
Я вышла из башни и огляделась по
сторонам. Очень не хотелось попасться кому-нибудь на глаза. Сад к
этому времени уже окутала предночная прохлада, и воздух наполнился
ароматами цветов и земли. Сделать первый шаг по направлению к
беседке оказалось не так просто.
Чего греха таить, я боялась
неизвестности. Одно дело пытаться поговорить с отцом
самостоятельно, по собственной инициативе. Другое ‒ идти к нему по
прямому приказу, не представляя, чего именно он ждет от беседы.
Хотя понятно, что не поощрения.
Именно поэтому каждый шаг к беседке
давался мне сложнее, чем тренировка с Венделлом Филдом. Здесь не
было физической сложности, зато моральный груз почти прибивал к
земле.
Зарг! Элис, возьми себя в руки.
Сколько можно строить из себя жертву?! Сколько можно страдать?
Сжав кулаки, я ускорилась. Страх не
отпустил, но собственный мысленный пинок сработал отменно. До
беседки оставалось пару шагов, и, кажется, я уже видела могучую
неприступную спину Монтогора. Хруст гравия под ногами давно
оповестил его о моем приближении, однако отец даже не думал
оборачиваться. А ведь мог стоять ко мне лицом, улыбаться,
радоваться долгожданной встрече.
Но зачем утруждаться? Это всего лишь
единственная дочь. Ах да, она же умерла.
От этой мысли по телу пробежался
болезненный разряд, а сердце сжалось в маленький комочек. Радовало
одно ‒ плакать совершенно не хотелось. В душе зародилась
злость.
Ура! Вот этот настрой мне нравился
куда больше.
Войдя в беседку, я обошла замершего
властителя по кругу. Теперь мы стояли лицом к лицу, и я могла
рассмотреть его лучше. Глаза отца даже при свете луны были темны,
как два бездонных колодца, и в них не читалось ни единого чувства.
Лицо оставалось невозмутимым, как будто высеченным из древнего
камня. Он был моим отцом, но в то же время казался совершенно чужим
человеком.
‒ Я не удивлен, что ты опоздала, ‒
произнес он, нарушая тишину. Его голос был ровным и спокойным, без
намека на раздражение или недовольство. Он скорее просто подтвердил
тот факт, в котором и сам был до этого уверен.
‒ А я удивлена, что ты ждал, ‒
вопреки бурлящим чувствам, я ответила отцу в тон. Так же спокойна,
без дрожи в голосе. Оказалось, во мне больше силы, чем я думала до
этого. Или я просто хотела в это верить.
Левая бровь Монтогора взметнулась
вверх, а уголки губ опустились, выдавая его недовольство. Я
усмехнулась про себя, наблюдая за этой едва заметной реакцией.
Кажется, я задела его, и это меня немного забавляло.
‒ Я разочарован в тебе, Элита, ‒ он
обратился ко мне старым именем, и в его голосе зазвучали нотки
знакомого презрения. ‒ Твои успехи хуже некуда. Ты слаба…
