Посвящаю эту книгу моему дедушке, коренному сухумчанину Дихаминджия Корнелию Александровичу
Дорогой мой читатель, друг ты мой или недоброжелатель, понравится тебе или нет мое творение, мне неведомо, потому что человек – это огромная тайна, до которой всегда сложно добраться. И никогда не знаешь, как в сердце другого отыграются твои слова. Я же ставлю себе только одну цель – не вызывать ни у кого злости, гнева или обиды. В мечтах же у меня, чтобы каждый, прочитав книгу, мог окунуться в прошлое, вспомнить первую любовь, слезы, счастье и воспоминания, которые всегда блуждали в уголках души. И если суждено нам свыше было стать потерянным поколением, то давайте постараемся найти кусочки разлетевшихся судеб.
Когда мы покинули Сухуми, мне было 4 года, и мне самой непонятна загадка того, почему я так сильно была привязана к этому городу. Будто какие-то невидимые нити меня тянут, и с каждым годом все больше и больше тянут обратно в край Черного моря. Наверное, виновник всему – мой папа, который не забывает этот город даже спустя десятки лет. Каждое застолье он возвращается к своим воспоминаниям детства, юности и беззаботной молодости. Он рассказывает истории города, которые я с самого детства укладывала в уголках своей памяти и теперь перенесла это в огромную историю.
Я хочу поблагодарить всех, кто помогал мне найти интересные сюжеты, кто рассказывал мне свои истории, кто делился своим горем и болью, кто решился выразить то, что так долго старался забыть. Отдельная благодарность Михаилу Новикову, Владимиру Митренину и Георгию Джахая, которые помогли воссоздать истории по своим воспоминаниям.
Как точно сказал Оскар Уайльд: «Воспоминания – единственный рай, из которого нас нельзя изгнать».
Средь огромного мира за заснеженными горами, средь переулков мировых столиц, где двух миров встречается надежда, есть город, который называется Сухуми. Мой город, объятый нежностью теплого солнца, пахучий ароматами сирени и гортензии. Где каждую осень разливается по городу запах мандаринов, а от тихого штиля слышно сердце морского божества, так неистово доносящего нам свои правила. Место, которое, подобно райским плодам, рождает в твоем сердце непреодолимое желание обладать этим маленьким уголком большой земли. Для каждого он свой, но все его считают своим затерянным городом в маленьких уголках памяти. И ароматы роз, магнолии, глицинии и пахучих пионов через года слышатся сквозь шумные и несмолкающие звуки прибоя.
Если остановиться на самой высокой точке города, можно почувствовать, как дышит земля: тебя словно по волнам бросает от одного чувства к другому, и казавшийся некогда таким завораживающим, теплым и волшебным становится родным, настоящим и горячим твоему сердцу. Сухуми – город, сотканный из разных нитей, национальностей, культур и вкусов. Сухуми – словно ограненный бриллиант, нанизанный на Черное море и величественно украшающий планету. И, знаете, если у Бога есть своя резиденция на земле, то думается мне, что именно у Черного моря Бог живет круглый год…
Мне было совсем немного лет, когда случилась очередная бомбежка. Помню, как мама схватила меня и бросилась в угол. Она прижала меня к груди так крепко, что у меня на секунду перехватило дыхание, и я стала вырываться. Тогда мама слегка отпустила объятия и стала гладить меня по голове. Выстрелы стихли, а на второй этаж вбежала бабушка с криком: «Майко». В тот день мама должна была быть на работе, но ее отпустили, поэтому она вернулась раньше обычного и пробралась на второй этаж так, что никто из домочадцев – бабушка, дедушка и пару соседей – не видели маму. Поэтому все думали, что на втором этаже я нахожусь одна в своей кроватке, играя с игрушками. Когда бабушка увидела маму, она успокоилась. В тот момент они решили, что мне пора покидать город. Это был сентябрь 1992 года. Мое детское восприятие некогда прекрасного и светлого города сводилось к одному – море и чайки. К двум годам я уже очень хорошо говорила на грузинском языке и знала фразы из русского. Помню, когда мама из очередной поездки в Чехословакию привезла мне фартучек с подсолнухами, то три дня я спала в нем. И на улице местным соседям пыталась объяснить: «Это чеми партуки» («это мой фартук»), – говорила я, объединив два языка воедино. В этом фартучке я любила гулять до набережной и обратно только с дедушкой, который многозначительно брал мою маленькую руку и проводил вдоль зарослей магнолии. Он рассказывал мне философские трактаты, которые мне были до ужаса интересны. А дедушка думал, что он просто заполняет пустоту нашего похода до моря и обратно. Я никогда не смогу забыть, как он удивился, когда я вдруг спросила его: «Дедушка, а как Кант описал бы море?».
