Один из русских полководцев Х века, князь Святослав, не сходя с коня съел хазарское царство, словно яблоко.
Милорад Павич, «Хазарский словарь»
Положение не такое, чтобы можно было сосать палец, мой генерал!
Габриэль Гарсия Маркес, «Осень патриарха»
Хуёво было. Зато погодёночка стояла восхилепная. Ярило брало высоту, чтобы изжарить меня: измученного, похмельного, размазанного по балкону семнадцатого этажа в Коломягах, что к северу Петербурга святого. Чуя раскаление бетонной архитектуры, я тщился разобраться, как мне удалось обустроить свой персональный ад так быстро, а главное незаметно для себя: по уши в своих и чужих долгах, головорезы Альфа-банка охотятся на меня, я вынужден руководить немыслимой тайной организацией, в которую пришёл совсем недавно, при этом денег нет даже на еду, и я доедаю последний рис без соли, а обвинить некого. Где же в погоне за Великой русской мечтой я свернул не туда?
Мама родила меня хорошо. Лучше всех родила. Мама родила меня в маленький городок с парком Горького, и у городка этого вроде и имени не было, только порядковый номер – его я, понятно, уже забыл, с цифрами я не дружен. Самому мне зато имя дали самое настоящее – не какое-то там числовое, а в текстовой кодировке.
Вглядываясь так далеко в исток путешествия, как дозволяет память, вижу скромные палаты на улице Ленина, кресла, из которых можно строить крепости, чтобы укрываться от уличных боёв, смены государственных строёв или просто для увеселения. Слышу кассетный магнитофон «Весна», он воспроизводит песни групп «Лесоповал», «Кино», Владимира Высоцкого по велению отчима, а потом групп «Король и Шут», «Красная плесень» и «The Exploited» по моему велению. Обоняю бабушкины пирожки с вишней среди жаркого лета. Осязаю скрипучую материнскую плеть. Мать порет меня, плача – она просто не знает других методов воспитания. «Я тебя излупцую», – говорит мама, не предугадывая, что порками взрастит художника, готового к жизни в стране России. «Я тебе сейчас не знаю, что сделаю», – говорит мама, и это ещё страшнее.
В нашем доме пять этажей и четыре подъезда – это все цифры, что я помню. Буквы всегда интересовали меня сильнее. Литеры и номера взаимоперпендикулярны. Я выбрал буквы, поняв, что цифры можно закодировать в буквах, а буквы в цифрах нет. Позже я узнал, что ошибся: в цифрах можно закодировать не только буквы, но и целые миры. Однако для этого нужно так много цифр, что понять и дешифровать их массив смогут лишь машины, а человек увидит только ворох нулей и единиц. Буквы же способны без посредников отправить человека в путешествие – нужно только поставить их в нужном порядке и загрузить ему в мозг посредством глаз.
Было детство, и я играл с другими мальчиками и девочками, кого неподалёку родили матери страны России. Одна мать родила трёх дочерей и назвала их Вера, Надежда и Настя. Разве способен кто-либо из смертных превзойти её?
Мы с мальчишками однажды пошли на пляж и затеяли борьбу. Я не был сильным ребёнком, но преуспел в борьбе, поняв, как использовать против соперника его силу. Когда он начинает тебя одолевать, ты не только позволяешь ему победить, но ещё и неожиданно помогаешь в этом. Тогда инерция выворачивает схватку наизнанку: соперник, не рассчитав силу, оказывается в пролёте, а ты одерживаешь верх.
В новогодные праздники к детям приходил Дед Морозный. Я никогда его не видел, но мама говорила, что это он клал для меня под ёлку призы, как то: приставка Dendy, трансформер или полицейский набор. Последний содержал наручники, дубинку, пистолет и другие орудия сдерживания массовых протестов. Полицейский набор мне понравился, но быть полицейским я не захотел и надеялся, что Деда Морозного это не слишком разъярит.