Глава 1. Голоса реки
Солнце клонилось к закату, и лес окутывался вязкой тенью. Воздух над рекой был неподвижен, будто сама земля задержала дыхание. Дочь травницы – Лада, шестнадцати лет отроду шагала знакомой тропой, ведро в руке звенело о дужку, но сегодня даже этот звук казался слишком громким.
Она всегда чувствовала лес сильнее других. Каждая трещинка в коре, каждое дуновение ветра отзывались внутри неё, будто сама была частью этих деревьев и трав. Но сейчас что-то нарушало привычный порядок: птицы умолкли, лягушки не квакали, даже комары будто исчезли.
У самого берега Лада остановилась. На камне сидела женщина. Нет – не совсем женщина. Русалка.
Волосы её струились по воде, тёмно-зелёные пряди мерцали в сумерках, словно сама река выплеснула их наружу. Русалка смотрела прямо в глаза Ладе и улыбалась холодной, недоброй улыбкой.
Лада замерла. Мать не раз говорила: «Не смотри русалке в глаза – уведёт в Навь». Но отвести взгляд было невозможно. Внутри что-то отзывалось, словно в её собственной крови звучал тот же речной шёпот.
Ветер тронул её волосы. Золотые, густые, непослушные пряди выбились из нетугих кос и блеснули в лучах заката. Её трёхцветные глаза – карий у зрачка, за ним зелёный, по краю тёмно-синий ободок – ответили на речное сияние. Русалка перестала улыбаться, наклонила голову, словно узнала что-то, и прошептала еле слышно:
– Ключ…
Слово прозвучало как удар, и сердце Лады ухнуло вниз.
В тот миг над деревней раздался крик. Долгий, пронзительный, человеческий. Русалка бросила взгляд на огни села и скользнула в воду. Камень опустел, остался лишь холодный отблеск.
Лада сорвалась с места. Ведро вывалилось из рук, покатилось по тропе, но она не заметила. Сердце билось так сильно, что боль отдавалась в груди. Она бежала сквозь траву и кусты, не разбирая дороги.
Когда показались первые избы, крик смолк. Но люди уже выбегали на улицу – кто с факелами, кто с вилами. Собаки выли, дети плакали. У колодца толпились женщины.
– Скот задран! – закричал мальчишка. – Корову мёртвой нашли!
Лада застыла у края толпы. На лицах – страх, настоящий, древний, как сама земля. В их глазах мелькнуло то, что она видела не раз: подозрение. Её золотые волосы сияли в отблесках факелов, глаза сверкали слишком ярко.
– Ведьмина работа, – пробормотал кто-то.
– Она к реке ходила, – отозвался другой.
Лада стиснула кулаки. Хотелось крикнуть, оправдаться, но слова застряли.
В этот миг на площадь вышли чужие. Люди в кольчугах, вооружённые копьями. Во главе – высокий, плечистый, в тёмной дорожной накидке. Светло-русые волосы, холодные серые глаза. На груди – амулет-громовник.
Это был княжич Святослав.
Он посмотрел на Ладу прямо. Его взгляд был не просто тяжёлым, как удар, но и внимательным. Он заметил её глаза. В этот момент амулет на груди княжича едва заметно дрогнул.
Святослав подошёл ближе. Факелы отражались в глазах Лады: карий, зелёный, синий – три цвета, смешанные воедино. Он едва слышно произнёс:
– Навь…
Толпа затаила дыхание.
Но рядом уже оказалась её мать – Ягода. Она шагнула вперёд, схватила Ладу за руку и резко заявила, глядя прямо в лицо княжичу:
– Тебе показалось, княжич. Девка моя чиста, и не тебе судить о её глазах.
Она рывком развернула Ладу и увела её сквозь толпу. Люди расступались, перешёптывались, но под взглядом Ягоды молчали.
Удаляясь от толпы Ягода обратилась к дочери строгим полушепотом:
– Сколько раз я тебе говорила, Лада? – мать не отпускала её руку. – Не ходи к реке одна!
– Я только за водой… – попыталась оправдаться Лада.
– За водой? – Ягода резко остановилась и повернула дочь к себе. – За водой? А что там делала русалка? Я вижу по твоим глазам – видела ты её.
Лада прикусила губу.
