Паутина видения затягивала, не выпускала. Эзри, доченька, не уходи! Рыжие кудри мелькают в мрачных коридорах. Розовые энергетические щупальца тянутся из стен, силясь захватить мою девочку. Эзри!
Крик гулким эхом летит вперед и, натыкаясь на стены и тупики, повторяется. Замираю. Эзри оборачивается, глядит вокруг невидящим взором, останавливая его на мне. На лице удивление, страх, непонимание. Не узнает? Не помнит меня?
Коридоры поглощает мгла, но спустя секунду тусклый свет пробивается отовсюду. Чужой мир без магии. Параллельная Вселенная. Никто не может попасть туда живым. Эзри, как умудрилась?
Черты лица дочери смягчаются, янтарные пряди краснеют, глаза – темнеют.
Шелковое платье цвета весенней листвы меняется. На Эзри груботканое блекло-синее рубище. Уродовать балахоном точеную фигурку – преступление!
Плотный поток дешевых машин превращает трассу в бурную реку. Смертные пешеходы переминаются с ноги на ногу, ожидая шанса перебраться на другую сторону… Глупое человеческое дитя не выдерживает, бросается наперерез.
Эзри! Зачем? Дочурка кидается следом, отталкивает неразумную куклу с пути авто. Эзри!
Холодный пот струится по спине, испарина на лбу. Отдать жизнь за смертную! Что может быть нелепей?
В животе разрастается пылающий шар, от которого вздрагивая тянется пуповина, связывающая с дочуркой. Жива! Знал! Чувствовал!
Когда дни и ночи проводил над твоим бездыханным телом, дочка, остановив разложение своей кровью и аурой. Когда хоронил, отогнав подданных, лично поджигая тело магическим пламенем. Я ждал твоего возвращения.
Тело впитывает долгожданное тепло – мое, родное, желанное …
Машина проходит сквозь Эзри… Мир чернеет.
Мир чернеет. Вернулась! Дочка вернулась! Мчусь домой, но ее нет… Эзри, где ты?
Где ты?
Вокзал Ладорры – жуткое грязное место для путешествующих смертных. Тошнотворные бездомные; лучше сгинуть, чем коснуться. Эзри? Лежит на полу между креслами, мертвенно-бледная, как в день похорон. Глаза открыты, губы хрипло шепчут:
– Я однокрылая. Физики назвали… Говорят, аура похожа на сложенное левое крыло.
Что за бред?
Ты Эзри, моя дочка! Какие физики? Ты никогда не интересовалась наукой!
Балы, турниры, прогулки на природе – вот что занимало твои мысли.
– Остекленела. Застыла. Перескочила. Где я? – вновь смотришь неузнавающим взглядом. Больно и сладко. Ты со мной! Какая есть! Недужная, грязная, побитая жизнью. Но ты со мной!
Пуповина вздрагивает и увеличивается. Все больше и больше. Наши ауры соприкасаются опять, как при твоем рождении. Я иду к тебе, доченька!
Шатаясь от долгой неподвижной медитации, вскакиваю с кресла! На вокзал! К моей Эзри! И пусть Ригорн думает – государь ополоумел. К черту осмотрительность! Я иду к тебе, доченька. Только дождись, только не умирай. Только не снова!
(Дэллан)
– Чертовы небрис!
– Что за?.. – подняв голову от договоров, Дэл смачно выругался на нескольких языках – живых и мертвых.
На кретина, вздумавшего так отозваться о его расе, причем в его же заведении, даже злиться грешно! Из глотки короля «темных сайхов» Флавеллии вырвался злорадный смешок. Видимо, бюро опять прислало зеленого новичка, высокомерного чистоплюя, не потрудившегося изучить личность владельца бара.
Мужчины трепетали перед Дэлом, женщины – падали к ногам полуторатысячелетнего айна. Не мудрено! Дэл отлично представлял, как действует его внешность на слабый пол.
Два метра мужественности, косая сажень в плечах. Игра могучих мышц легко угадывается под тонкой футболкой цвета стали и узкими синими джинсами. Длинная золотистая грива, обрамляющая суровое лицо древнего воина, и голубые глаза. Холодные. Пронзительные. Зачаровывающие.
Идиоты, которым и бахвалиться нечем, кроме как ложной скромностью, пусть считают, что это гордыня, самолюбование. К чертям их! Дэл знал себе цену.
