…Охота – штука азартная, интересная и захватывающая. Если это охота не на тебя.
Боевой вертолет – машина невероятно красивая, поражающая и завораживающая своей маневренностью и мощью. Выкрашенная в камуфляжные или иные цвета, она появляется почти всегда внезапно, выныривая из грязно-серых облаков, из-за кромки леса или из-за ломаной линии гор. С ревом и грохотом проносится над землей, подвывая турбиной и шумно стегая воздух длинными пальцами лопастей. Пролетает мимо, возвращается – и подобно смертоносной кобре вдруг замирает в воздухе, хищно поводя носом и нащупывая цель, что ошалело мечется где-то там, внизу, уже чувствуя свою беззащитность и обреченность, мечется в наивной надежде уйти, спрятаться от холодного и безжалостного взгляда прицела, через который разглядывает настигаемую жертву пилот, уже откидывающий крышечку с кнопки «пуск». В эти секунды именно он, сидящий за штурвалом боевой машины, становится богом, легким движением пальца дарующим жизнь или обрекающим загнанную жертву на смерть.
Нажатие кнопки – и деловито застучат авиапушки, с невероятной скорострельностью опустошающие кассеты, снаряженные боеприпасами, пули которых с непринужденной легкостью разрезают стальную громаду грузовика. Еще одно движение руки – и автоматика начинает вращать барабаны, из которых к земле рванутся огненно-дымные ракеты, не оставляющие ни малейшего шанса уцелеть никому и ничему, превращающие площадь обстрела в горящий и грохочущий ад. Пыль, дым, огонь и грохот… Атака боевого вертолета выглядит очень впечатляюще и красиво в кино, снятом настоящим мастером вроде Копполы с его знаменитым «Апокалипсисом». Правда, в реальной жизни «Танец Смерти в исполнении вертолета» красив лишь при одном условии: если стальная кобра охотится не за тобой…
Откуда вдруг появилась эта стремительная тварь, прапорщик Михаил Вострецов так и не понял. Вроде бы все было нормально: он привычно покручивал баранку зеленого армейского «уазика», тихо матерясь и проклиная полное отсутствие дороги как таковой, одуряющую липкую жару и белесо-желтую пыль, поднимаемую бодро катившим впереди грузовиком. В кабине 131-го «ЗИЛа» на водительском сиденье восседал темненький боец из местных, и прапорщик порой невольно кривил губы в злорадной усмешке, представляя, какое пекло сейчас стоит в прокаленной солнцем «зиловской» коробке. Если уж в «уазике» со снятыми боковыми стеклами от духоты все слипается, то там-то должен быть и вовсе полный караул! Ничего, подумал Вострецов, бросив взгляд на свои «командирские» часы, до базы немного осталось, да и привычные они ребята, им пар костей не ломит…
А потом над машинами пронеслась какая-то тень, и лишь мгновением позже прапорщик расслышал сквозь натужное подвывание грозившего вот-вот закипеть двигателя тугой рокот вертолета, со свистом резавшего лопастями воздух, неверным маревом струившийся над саванной.
«Наш, нет?» – еще не испытывая серьезного беспокойства, прикинул Михаил, пытаясь по удаляющемуся силуэту определить, что там за птица появилась над бушем. Не разглядел – и тут же вновь едко усмехнулся, сообразив, что в этих краях понятие «наши» несколько неуместно. Поди разберись, кто из местных темненьких ребятишек за кого воюет! Все черные, все с оружием, все в камуфляже; небось и сами-то толком не знают, кого и за что бьют… Так, вроде бы возвращается, собака… Еще через полминуты Вострецов отчетливо понял, что вертолет, очень даже похожий на «Апач» самого что ни на есть американского производства, нашим быть никак не может. Наивную и робкую надежду на то, что все еще, может быть, обойдется, перечеркнула рваная цепь пыльных фонтанчиков, пробежавшая сначала чуть сбоку «уазика», а мгновением позже заплясавшая уже впереди, поперек курса.
