На Севере, где ветер говорит древними словами,
где ночь длиннее песен,
а свет рождается в небе —
в самую сердцевину пурги
приходит щенок, избранный силами, чьи имена уже забыты.
Чёрно-белая лайка – с глазами двух миров.
Один – янтарный, как солнце, застывшее в смоле.
Другой – ледяной, как озеро, в котором облака забывают себя.
Его имя – Талаан Тяльан.
Старики шепчут: он – зов судьбы,
облечённый в звериную плоть.
Он слышит песню мёртвых троп —
не шаги,
а ритм древней памяти.
Не по земле – а сквозь неё.
Как тень, вплетённая в землю.
Он видит то,
что скрыто снегом от глаз.
Слышит то,
что другим – лишь ветер.
И встречает он мальчика —
без имени, но с даром слышать.
Слушать не ушами – сердцем.
Звать – не голосом, а присутствием.
С их встречи начинается путь.
Путь сквозь север, страх, забвение и надежду.
Путь, на котором теряют – и находят себя.
Талаан ведёт мальчика между мирами:
между светом и тенью,
между тем, что было,
и тем, что должно сбыться.
Они идут по следам духов и судеб,
ведомые зовом Ыйаҕа —
последнего шамана Талгынака.
Это сказание – не о звере, не о человеке,
а о Пути,
что проходит не только по снегу,
но и по глубинам сердца.
Слушайте, те, чьё сердце слышит сквозь молчание.
Легенда о шамане стойбища Талгынак
Ночь в стойбище Талгынак пахла дымом, берестой и рыбой. Дети уснули в яранге, а взрослые сидели ближе к огню. В тишине потрескивали сучья лиственницы. Уйгунаан – тот, чьё молчание бывало громче слов других – гладил пальцем вытертую костяную пуговицу и смотрел в пламя.
– Ты ведь помнишь, как всё было, дед Уйгунаан? – спросил кто-то, может, Нургэнек.
Старик оторвал взгляд от огня.
– Помню. Я тогда был ещё малым сыном, только начал ходить с отцом на охоту, когда ушёл последний шаман Талгынака.
Пауза. Огонь подбросил искры в темноту.
– Его имя было Ыйаҕа. Его не произносят просто так, но ты задал вопрос – и теперь нельзя молчать. Это древнее имя, почти ушедшее из памяти. Говорят, оно значит: «Тот, через кого говорит дыхание мира». В стойбище его сокращали – говорили просто: Ыйага.
– Как он выглядел?
– Как ветер. Высокий, худой, с глазами, в которых жили ворон и лёд. Голос у него был тихий, но, если закричит – даже медведи оборачивались. Он носил накидку из замши, пропитанную полынью, и бубен, сделанный из кожи северного оленя. Пах он дымом и сухими корнями.
– Что с ним стало?
– Он знал, что уходит. Собрал людей стойбища Талгынак.
Шаман стоит на сопке. Ветер колышет его накидку. Лица людей вокруг – в алом свете тревожного заката. Он говорит медленно, будто каждое слово должно лечь в души как зерно, что прорастёт когда-нибудь…
Я стою перед вами – последний из тех, кто ещё слышит дыхание Большого Севера.
Меня скоро не будет. Но моя тень – останется рядом с вами. В тумане. В метели. В памяти. Я помогу. Слушайте Север и его дыхание.
Когда духи будут готовы – они пошлют вам Проводника. У него будет два глаза: один смотрит в этот мир, второй – в другой.
Он придёт не с громом, а с тишиной. Не с лаем – а с взглядом. Он не будет звать – но некоторые из вас его почувствуют.
Имя его – Тяльан. А если судьба добавит ему силу – он станет Талаан Тяльан. Дар. Проводник. Тот, кто ведёт по пути судьбы.
В старые дни, когда люди отличали ягоду от яда, а зверя – от духа, один охотник потерял дочь. Он искал – и не нашёл. И тогда он попросил не о жизни, а о праве быть рядом с потерявшимися. Великий дух услышал – и отправил Тяльана.
Он ходит по льду и по склонам. Чёрно-белый – как ночь и день. С глазами двух стихий: один – янтарь, в котором застывает солнце, второй – лёд, где теряются облака.
Он приходит к тем, кто сбился. К ребёнку, к старухе, к охотнику, к тому, кто не помнит дорогу, но всё ещё способен идти.
