Оглядев себя в зеркале, Ниночка улыбнулась: хороша! Ей как нельзя лучше шло новое платье, подаренное родителями ко дню ангела. Бирюзовое, из легкого муслина, с многослойной, но лёгкой юбкой, платье отлично сочеталось с серьгами, выпрошенными у маменьки: розовато-сиреневые аметисты перекликались с вышитыми на юбке нежными ирисами. Живые копии этих цветов прятались в рыжих волосах Нины, уложенных в высокую причёску.
– Чудесно! Чудесно! – девушка подпрыгивала и хлопала в ладоши, забыв, что в шестнадцать лет это уже, должно быть, неприлично.
Ее отец, Петр Акимович Красавин, улыбнулся: красота Ниночки была для него не внове, но лишь сегодня он отметил, что из прелестной девочки она превратилась в восхитительную невесту. Он гордился тем, что именно его дочери предоставлялась возможность открыть благотворительный бал, на котором, по слухам, обещались быть и Их Величества.
Ниночка должна будет разрезать серебряными ножницами ленточку на входе в зал, где уже три дня идут приготовления к празднеству.
Понимая, какая честь выпала ей, девушка волновалась. И хотя изо всех сил пыталась скрыть своё беспокойство – разлившийся по щекам румянец и речь, чуть более громкая и быстрая, чем следовало бы, выдавали её.
Вероника Платоновна дала дочери последние наставления и, поцеловав в лоб, усадила в карету, где уже сидел в парадном мундире отец. Лошади бодро застучали копытами по серым проплешинам на заснеженной брусчатке. Маменька перекрестила карету и смотрела ей вслед, пока та не скрылась из виду. Постояв ещё немного, Вероника Платоновна пошла в дом и села рукодельничать. Она всегда старалась занять руки, когда на душе было неспокойно, вот и на сей раз – открыла большой сундук светлого дерева и достала незаконченную вышивку, на которой была изображена розовая полуобнаженная Даная.
Женщина поправила в пяльцах ткань, вдела нитку в иголку, и пальцы её заскользили по вышивке, завершая линию округлого бедра античной красавицы. Попутно вспомнилось то далекое время, когда она сама кружилась перед зеркалом в новом платье, перед своим первым и, увы! – последним балом. Именно там, почти двадцать лет назад, Вероника была представлена одному молодому человеку. Иголка вошла под кожу, и, вздрогнув, женщина отдёрнула руку от вышивки. На левой груди Данаи осталось маленькое, но яркое пятнышко крови.
Вероника Маслова на том далеком балу была в центре внимания, несмотря на то, что в тот день несколько знатных семейств впервые представляли обществу своих дочерей-невест.
Каждый из поклонников Вероники старался обратить на себя внимание, но она никому не отдавала предпочтения. Ноги её гудели от танцев, мазурка сменялась полькой, полька – входившим тогда в моду вальсом «Летний вечер». Девушка много смеялась, глаза её, жадные до всего нового, в который раз пробегали по пёстрой, изысканной публике. Воздух был насыщен испарениями разгоряченных танцем тел, пудры и духов. Лакеи, сбиваясь с ног, сновали между гостями, предлагая им вина и крюшоны, разлитые в высокие бокалы богемского стекла, сверкавшие на серебряных подносах.
Впервые в жизни Вероника попробовала шампанское: весёлые, коварные пузырьки тотчас ударили ей в голову – и она, забыв о приличиях, смеялась слишком громко.
Один из гостей, видный молодой человек, то и дело кидал на неё быстрые взгляды. Генеральская дочка заметила это и неосознанно стала смотреть в его сторону слишком часто – настолько, что это стало заметно всем остальным. Заинтересовавший Веронику господин сам был окружён женщинами, точно улей пчёлами.
