ГЛАВА 1
Прием в доме Ларса Толумния мало отличался от всех прочих
приемов в дни Сатурналий (1). Столы с угощением, расставленные в
саду и внутреннем дворе[ЕГ1] , гирлянды из пшеничных колосьев,
круговорот гостей, перетекающих из одного гостеприимного дома в
другой: старинные костюмы всех эпох, среди которых попадались даже
тоги и тебенны (1), обнаженные плечи и руки дам, по завету Овидия
напудренные полбой (2) из Клузия, слуги, пирующие бок о бок с
хозяевами, дети, освобожденные от школьных занятий. И подарки,
подарки…
Рано утром Мелина уехала из дома с корзинкой, полной
позолоченных грецких орехов, засахаренных фруктов и вышитых лент.
Когда поздно вечером она наконец вышла из машины во дворе их с
мужем домуса (3), ее руки оттягивала все та же корзинка, полная
восковых свеч, медовых сот в вощеной бумаге и терракотовых фигурок.
Борясь с желанием сбросить туфли прямо перед порогом и пройтись по
прохладной плитке босиком, она прошла через остий (4) в атриум (5)
и дальше в перистиль (6), в задней части которого находился храм
домашних богов.
Мраморный алтарь с позеленевшими от времени бронзовыми
украшениями был достаточно широк, чтобы вместить все ее сегодняшние
приношения. Мелина тщательно соскребла восковые лужицы и зажгла
новые свечи. Апельсин и горстка миндального печенья – вот все, что
она могла дать двум своим самым родным людям, маме и бабушке. Она
долго всматривалась в пламя свечей, но так и не увидела знака, что
ее жертва принята.
- Мама, я скучаю по тебе, - прошептала она.
Апулей считал, что добрые люди обязательно становятся после
смерти ларами (7). Мелина свято верила, что маму и бабушку не
поглотила тьма Гадеса, и они остались рядом с ней, чтобы заботиться
о доме, виноградниках, козах и овцах, обо всем огромном хозяйстве
Тарквиниев. Наверное, у них было много дел и забот, потому что в
последнее время духи-хранители все реже и реже посещали этот
холодный и пустой дом.
Отойдя на несколько шагов от святилища, она, наконец, разулась и
с туфлями в руке поднялась на второй этаж, где находились гостевые
комнаты и их с мужем спальня. Марк уже лежал в постели. Его
закрытые глаза и мерно вздымающаяся грудь не обманули Мелину – он
не спал. Стараясь не смотреть на мужчину в своей постели, она села
к зеркалу в бронзовой раме и начала вынимать шпильки, удерживавшие
копну вьющихся волос в тяжелом «греческом узле». Одна за другой
длинные пряди соскальзывали вниз по спине, и скоро вся ее фигура до
поясницы стала казаться окутанной золотым покрывалом. Когда-то Марк
прочитал ей стихи одного иудейского поэта, который сравнивал волосы
возлюбленной своей со стадом коз, спускающихся с горы Галаадской.
Когда-то Мелина гордилась этим живым золотом, сейчас же просто
устало радовалась, что ей не приходится в соответствии с италийской
и греческой модой постоянно осветлять и окрашивать свою густую
гриву.
Подняв глаза к своему отражению, она замерла, как кролик перед
удавом. Марк следил за каждым ее движением из-под полуопущенных
век. Он не изменил позы, даже не пошевелился, но вдруг стал
неуловимо похож на большого хищника, леопарда, которого ей однажды
показывал Атарбал, посол Карфагена.
Мелина специально не стала зажигать лампу, но ее мужу было
вполне достаточно лунного света – она поняла это по тому, как
подрагивали крылья его носа, как напряглись сильные бицепсы
заведенных за голову рук. Не отпуская ее взгляда, он медленно
высвободил одну руку и похлопал ладонью по простыне рядом с ним.
Она знала, это была не просьба.
*
Когда она выгнулась под ним и застонала сквозь сжатые зубы, Марк
приподнялся на вытянутых руках и продолжал следить за спазмами,
сотрясающими ее тонкое тело. Затем он вышел и упал на спину рядом,
дыша все еще хрипло и прерывисто.
