Изгнанная с ребёнком. Попаданка, ты сможешь!

Полина Сергеевна тяжело дышала, прижимаясь к холодному дереву массивной двери. Подрагивающие ноги едва удерживали равновесие, пока она прислушивалась к приглушённым голосам за перегородкой. Её огромный живот выдавал крайний срок беременности, и стоять в напряжении было невыносимо трудно. Её охватывала дурнота, но оторваться от подслушивания не хватало сил.

Голоса звучали приглушённо, но напряжение в комнате ощущалось даже сквозь толстую дверь. Мужской голос, знакомый до боли, принадлежал её мужу – Тимофею Павловичу Горенскому.

– Что?! – раздался его резкий вскрик. – Этого не может быть!

Полина зажмурилась, сердце заколотилось так, что в ушах зазвенело. Её губы беззвучно шептали мольбу, но ответа свыше не последовало.

– Господин… – второй голос принадлежал старому доктору, и он звучал спокойно, но неумолимо. – У вашей жены срок восемь месяцев, а не девять. Живот велик лишь потому, что плод крупный.

Тишина повисла в комнате, а затем раздался тяжёлый, почти звериный вздох. Полина почувствовала, как её тело начинает оседать, ноги словно налились свинцом.

– Значит… – голос мужа стал низким, хриплым. – Она изменила мне? Это не мой ребёнок?

Полина вскрикнула, но тотчас же зажала рот ладонью. Губы её задрожали, а по щекам покатились крупные слёзы. Он узнал. Всё кончено.

Покачиваясь, словно пьяная, она попятилась от двери. Страх сковывал движения, ноги подкашивались. Вдруг острая боль пронзила живот, заставляя согнуться пополам. Тонкие пальцы вцепились в края платья, а в груди застрял приглушённый стон.

В коридоре раздались быстрые шаги – одна из служанок остановилась, изумлённо глядя на хозяйку, согнувшуюся пополам от боли. Глаза девушки расширились от ужаса.

– Госпожа… – прошептала она и метнулась к ней, успев подхватить прежде, чем Полина упала.

Сквозь туман боли Полина услышала её крик:

– Скорее! Госпожа рожает!

Слуги сбежались в панике, кто-то бросился за доктором, кто-то – за чистым бельём. Полину понесли в гостевую спальню на первом этаже, но она уже едва осознавала происходящее. Боль сжимала тело кольцом, но куда страшнее был холод отчаяния, разливавшийся в душе.

Жизнь её разрушена.

Она закрыла глаза, позволяя темноте затянуть себя в бесконечную бездну…

***

Я иду по ночному городу в пальто, запахнутом на все пуговицы. Фонари заливают улицу жёлтым светом, но от этого не теплее – февральский ветер пронизывает до костей. Вдруг сзади слышатся быстрые шаги, и я, нахмурившись, оборачиваюсь.

– Да, Мить? – произношу снисходительно, глядя на молодого сотрудника, который зачем-то меня догнал.

Он запинается, словно не решаясь заговорить, затем вынимает руку из-за спины. В ней – букет небольших роз, перевязанных алой лентой.

– С днём рождения, Полина Сергеевна! – выдыхает он.

Я ошеломлена. Как он узнал? Этот день я тщательно скрываю, не хочу слышать поздравлений к своему пятидесятилетию. Но букет беру – от него странное, приятное тепло.

– Спасибо, – шепчу, – но не стоило.

Митя улыбается.

– Я провожу вас…

– Не нужно, – резко обрываю я. – Доброй ночи.

Мне не нравятся эти намёки на ухаживания. Да, я выгляжу моложе своих лет, причем, значительно, но мне это ни к чему. Ускоряю шаг, ухожу в ночь, домой. Там меня ждёт тишина, покой. Живу одна – муж остался в прошлом, дети давно выросли…

И вдруг всё плывёт перед глазами. Ноги становятся ватными, сознание начинает уплывать. Последняя мысль: хоть бы очнуться… Пятьдесят – это слишком рано…

***

Первое, что чувствую после – это боль. Жгучая боль, отчаянно напоминающая схватки. Боже, что за сон! Приснится же такое! Я свои роды уже и забыла, но боль так сильно возвращает к этим воспоминаниям, что я изумляюсь. Постепенно она становится сильнее, и я понимаю, что ощущения слишком уж реалистичны.