— Сжечь ведьму!
— Но она такая красивая…
— Хорошо. Но потом –
сжечь!
На главной и единственной площади городка Пьетро готовились
сжечь ведьму.
Привязанная к столбу и обложенная соломой женщина казалась серой
тенью. После пыток инквизиции от ее былой красоты ничего не
осталось. Грязно-серая роба скрывала переломанные на дыбе ноги,
бледная кожа обтягивала лицо, ставшее похожим на череп скелета.
Некогда каштановые локоны с медным отливом почернели от грязи и
свалялись в колтун. Изумрудно-зеленые глаза потухли, в них
отражалась лишь усталая покорность и надежда на быструю смерть.
Собравшаяся у деревянного помоста толпа улюлюкала и в ожидании
жесткого зрелища осыпала ведьму проклятиями. В задних рядах
топтался и мужчина, с которым приговоренная некогда делила ложе. В
ее затуманенном от боли разуме мелькнула едкая мысль: пока они
кувыркались на сеновале, она была не мерзкой ведьмой, а сочным
яблочком и милой, но лишь запахло жаренным, ее возлюбленный
принялся трусливо твердить, что его околдовали.
На помосте стоял местный священник — тщедушный, дрожащий
человечек. На его фоне инквизитор, прибывший в Пьетро для
расследования дела о ведьме, казался еще выше ростом и шире в
плечах. На бледном суровом лице отражалась подобающая случаю скорбь
о потерянной душе и стремление выполнить долг. Но в уголках глаз
прятались морщинки улыбки — инквизитор особенно любил сжигать
женщин, ему нравились их тонкие надрывные крики.
Рядом со святыми отцами топтались трое солдат, привычных ко
всему и со скукой ожидающих окончания казни, после которой им можно
будет наконец-то пойти в трактир.
Палач зажег факел и, под одобрительные крики толпы, направился к
столбу.
— Братья и сестры, остановитесь!
Зычный голос человека, явно привыкшего вещать с амвона, перекрыл
шум. Люди почтительно расступились, пропуская к помосту священника
в простой коричневой рясе с пелериной и с железным крестом, висящим
на шее на веревке. Он легко взбежал по ступеням и, развернувшись к
притихшей толпе, воздел руки.
— Братья и сестры, мне стыдно за вас! — Слова священника
разнеслись над всей площадью, эхом отразились от стен домов. —
Разве пристало верующим людям наслаждаться видом казни? Господь
завещал нам любить друг друга и проявлять милосердие. Пусть даже
эта несчастная женщина ведьма, в чем я сильно сомневаюсь, то вместо
того, чтобы убивать ее, истинным клириканам стоило попытаться
помочь ей! Вернуть к свету, не дав Лукавому поглотить еще одну душу
и стать на шаг ближе к победе!
Люди в толпе начали неуверенно переглядываться: кто-то стыдливо
опускал глаза, кто-то упрямо выпячивал челюсть или зло
усмехался.
Священник продолжал вещать:
— Но знаете, братья и сестры, я уверен, что вы собираетесь сжечь
невинную. Если она действительно ведьма, то почему не взлетит к
небу на черных крыльях? Почему не зовет на помощь своего проклятого
покровителя? — Священник иронично рассмеялся и вдруг указал
обличающим перстом на толпу, так что некоторые попятились.
— Если бы любого из вас подвергли тем пыткам, через которые
прошла она, вы бы с радостью признались в связи с Врагом рода
человеческого!
Тут инквизитор, который, пораженный наглостью священника, застыл
каменным изваянием, пришел в себя.
— Не слушайте его, люди! Это посланник Лукавого!
— Посланец Диавола здесь ты! — крикнул в ответ священник.
Толпа заволновалась. В сердцах некоторых людей упреки священника
посеяли сомнения: одни думали, что действительно недостойно
клириканина радоваться чьей-то мучительной смерти, пусть даже
ведьмы. Другие вспомнили все то хорошее, что осужденная и ее
почившие много лет назад родители сделали для города. Пусть они
были чужеземцами, но лекарства, которые ведьма и ее мать готовили,
вылечили многих детей во время эпидемии краснухи. А отец
приговоренной всегда был готов помочь таким же бедным, как и его
семья, соседям.
