— Мам, пойдём? Я голодная… — маленькая Василиса смотрит на меня
своими васильковыми глазками и нервно поджимает губки.
Я напряженно поглаживаю ее по непослушным темным волосам,
которые сегодня заплетены в строгую косичку.
— Потерпи, моя хорошая. Обещаю, как только мы пройдем
собеседование в детский сад, я отведу тебя к тете Варе в столовую и
куплю твою любимую картошку.
Василиса тянет меня за руку.
Жалуется:
— Носьки болят…
Я мысленно закипаю. И где эта заведующая, которая обещала, что
примет нас ровно в полдень? Уже половина первого, а ее все нет.
Соискательниц с детьми работодатели не особо жалуют. А когда ты
мать одиночка, все намного хуже. Тебе не на кого опереться.
Я думала, что, если устрою Василису в садик, дела пойдут бодрее.
Ей скоро исполнится три года, и она у меня сообразительная. Болтать
начала с полутора лет и все-все понимает. А еще у меня через неделю
заканчивается декретный отпуск. Я числюсь в хорошей компании, и
потерять рабочее место сейчас – хуже некуда. Так что садик нам
нужен позарез.
В холле показывается немолодая грузная женщина с неприятным
блеском в глазах.
— Вы к кому, мамочка? — вскинув голову, она сканирует нас с
Васей оценивающим взглядом.
— Я по поводу места в садике… Мне сказали, что заведующая будет
принимать с полудня… — мнусь неуверенно, но стараюсь произвести
впечатление. Приветливо улыбаюсь. Поясняю: — Хочу малышку устроить
в садик. Она у меня сообразительная и очень послушная…
— Все вы так говорите! — грубо отрезает она. — Свободных мест в
садике нет. Он забит под завязку, группы по тридцать пять человек.
Нарожаете без мужей, потом ходите тут, ходите, пороги обиваете, а
ваши сообразительные и послушные крадут вещи у детей из хороших
семей!
Я сглатываю ком в горле.
— Моя дочь не такая, — бормочу растерянно.
— Угу, как же, — женщина брезгливо передергивает плечами.
Глаза опаляют непрошенные слезы, но я быстро промаргиваюсь.
Застегиваю на Васе теплую курточку, надеваю ей шапку и варежки, а у
самой глаза на мокром месте. «Она не может быть воровкой, у нее
отец - прокурор!» — хочу кричать вслед мерзкой незнакомке, но
вместо этого склоняюсь к дочери и яростно закутываю ее личико
шарфом.
Февраль в этом году выдался суровым. Оттепель прокатилась в
январе, а сейчас придавило морозами. Ни намека на скорую весну.
Через пять минут мы оказываемся на улице.
Ледяной ветер раскачивает ветви голых деревьев и бьет по
украшенным бумажными аппликациями стеклам.
Сердце ноет в груди, вскрывая застарелые раны.
«Он не вернется», — твержу себе одно и тоже уже четвертый год
подряд. Да разве сердцу можно что-то объяснить? Стоит кому-то
неосторожно напомнить об отце Василисы, и оно рвется на части снова
и снова.
«Как ты мог, Марат? Как мог мне не поверить?!» — полыхает болью
в груди.
Тяжелые тучи плотной завесой нависают над городом, намекая на
то, что впереди метель. Я зябко кутаюсь в свое осеннее пальто.
Чувствую, как медленно коченеют ноги в тонких осенних сапогах.
«Что ж, придется снова брать вечерние смены у тети Вари в
столовке. Там хотя бы заплатят», — вздыхаю про себя. Цепляю на лицо
приветливую улыбку и толкаю стеклянную дверь общепита.
Мы с дочкой тут же тонем в аппетитных ароматах заводской
столовой. На заводе когда-то работал мой отчим, ему и дали
квартиру. Отчима давно нет, а мы с Васькой ютимся в его «хоромах»,
которые отстроили специально для рабочих завода. Я даже фамилию
отчима взяла после развода. И Василису под этой фамилией записала.
Иначе было нельзя - после ареста моего мужа на меня открыли охоту.
СМИ, будто свихнулись. Началась настоящая травля. Исчезнуть было
единственным способом уберечь себя и ребенка от агрессии.
Тетя Варя, наша соседка по секции, работает в столовой поваром.
Ее дети выросли и разъехались, поэтому к моей Ваське она относится,
как к родной. И надо мной, избалованной барыней, сжалилась, взяла к
себе на подработки, когда у меня живот был выше носа, а я от голода
на улице сознание потеряла. Голод не тетка, поэтому стряпать я
быстро научилась. Пирожки, булочки, мясо с подливой, щи. С тех пор
так и тянемся.
