В ту ночь бушевала песчаная буря. Сонная повитуха
суетилась вокруг женщины, лежащей на тонкой циновке, недобрым
словом поминая младенца, которому приспичило появиться на свет.
Крики роженицы вторили завываниям бурана, он яростно трепал стенки
шатра, сплетенного из перевитых нитей лкесы – растения, в поисках
которого Странники кочевали по пустыне.
- Того и гляди унесет нас всех, - косясь на стенки,
надутые упругим парусом, причитала старуха. – Экая ты, выбрала ведь
времечко разрешиться от бремени, как нарочно подгадала! Сдует весь
наш стан, прямо в Пандемониум улетим! Вот уж Люцифер-то, проклятый,
удивится, когда прямиком в его дворец упадем с неба!
- Да я, что ли, виновата? – простонала женщина, тяжело
дыша.
Немолодая уже, она не в первый раз приводила в мир
младенца. Все девочки, крупные, ладные, выросли в хороших работниц.
А этот, последыш, с самого начала беременности чудил – живот болел,
целыми днями изводила рвота, а теперь вот еще и попкой вперед идет,
непутный, в довершение всех бед!
- Тужься давай, чего разлеглась? Не девка, сама все
знаешь. – Повитуха глянула под тряпку, что прикрывала низ раздутого
живота. – Тужься, говорю, не ленись!
Протяжно застонав, роженица подчинилась, отдавшись во
власть разрывающей боли - из-за скрутившей тело новой схватки.
Напрягаясь, она изо всех сил старалась вытолкнуть упрямое дитя из
своего истерзанного чрева. Скорее бы! Лоб покрылся испариной.
Женщина приподнялась на локтях, изогнулась в пояснице и запрокинула
голову, рыча сквозь стиснутые зубы.
Красный комочек выскользнул наружу под проклятия
матери. Облегченно выдохнув, она легла на спину и прикрыла глаза.
Наконец-то, отмучилась.
- Ох, ты ж, и всего делов-то, - повитуха скривилась,
разглядывая ребенка, который копошился в окровавленной тряпке у нее
на руках, попискивая.
- Что там? – забеспокоилась мать, приподняв голову. –
Кто?
- Девочка.
- Хорошо.
- Да не очень, - бабка сплюнула на песочный пол и
сунула сверток роженице под нос. – Гляди, ради чего всю ночь
промучились!
Женщина затаила дыхание, одним пальцем раскидала в
стороны уголки тряпки и уставилась на младенца. Совсем крошечная,
не больше ладони, ручки-ножки тонюсенькие. На такую смотреть
страшно, не то что прикасаться.
- Да, не работница, - обреченно кивнула она. – Куда
такую? Нахлебницей держать?
- Какого рожна? – повитуха презрительно оглядела
ребенка. – Не стоит того. Сама знаешь, что с ней сделать надобно,
не мне учить.
- Знаю, - вздохнула роженица, кончиком мизинца
осторожно тронув мокрые завитки на головке малышки. – Волосы цвета
пламени. Говорят, рыжеволосым покровительствует сам
огонь.
- Не жалей, - бабка уселась у ее ног, - тщедушная она,
и так не сдюжит, чего силы на нее тратить. У тебя полон шатер
голодных ртов, о них переживать надобно.
- Верно говоришь, старая.
- Без тебя знаю, - повитуха отмахнулась, - откладывай
в сторонку эту неудельную, последом заняться надобно.
- Да чую уж, - женщина скривилась, почувствовав, как
снова скрутило живот. – Ладно, отнеси ее в дар Матери демонов, так
и быть. – Она кинула последний взгляд на ребенка, которого
переложила на пол. - Только, оххх, что на обмен получишь, мне
отдай!
Отогнув край шатра, повитуха высунула наружу нос,
удовлетворенно кивнула – буря начала стихать, и выскользнула в
песчаную завесу, прижимая к груди пищащий сверток. Старуха ничего
не видела в темноте, но и не надо было – ноги сами несли ее,
помнили дорогу.
Далеко не в первый раз с тех пор, как Странники встали
здесь станом на полсотни шатров, она приносила немощных младенцев в
это особое место. На обмен получала пузырек со слезами Матери
демонов, которые ценились чрезвычайно высоко.