Каждый понедельник повторялась одна и таже картина. Сперва
начинал противно звенеть старый, допотопный будильник, поставленный
в маленькую кастрюлю, из-под одеяла высовывалась ладонь,
которая пробиралась по кровати к тумбочке, ощупывала
прохладное дерево, натыкалась на кастрюльку
и с садистским остервенением давила на кнопку,
прекращая такое отвратительное дребезжание. В небольшой
комнате снова воцарялась тишина и ладошка исчезала под
одеялом, чтобы через десять минут начать свой путь обратно
в поисках мобильника, решившего, что его хозяйке пора вставать
под сирену воздушной тревоги.
Тщательное ощупывание тумбочки не приносило никакого
результата. Сирена выла с каждым разом всё громче
и громче, ладошка заходила на второй круг в надежде
обнаружить ненавистный раздражитель, но воющий телефон
не находился.
Из кровати раздавался обречённый вздох и обещание
уничтожить того, кто придумал понедельники, будильники
и работу в несусветную рань.
Одеяло неохотно отпускало из своих объятий рыжеволосое
сонное создание, которое на ощупь находило тапочки
и с закрытыми глазами плелось на кухню, чтобы
щёлкнуть кнопкой чайника.
Душ окончательно смывал остатки сна и наполнял тело теплом
и умиротворением, превращая пепельно серые глаза
в бесконечно глубокое голубое небо, которое обрамляли длинные
пушистые ресницы, похожие на крылья бабочки.
В запотевшем зеркале отражение показывало, что хозяйка
таких глаз и рыжей копны кудряшек очень похожа на овечку.
Очень симпатичную. Мама каждое утро, заплетая эти непослушные
волосы, называла свою дочь кудряшкой Сью, неизменно целовала
в затылок и подгоняла собираться. Сперва в детский
сад, а потом в школу.
Уже после поступления на журфак и переезда
в другой город, девушка поняла на сколько не хватает
ей этой утренней традиции.
— Ну, что будем делать, Сью? — спросила она
у отражения в зеркале — Пьем кофе и марш
на работу?
Отражение согласно кивнуло в ответ и показало язык,
а девушка завернулась в махровое полотенце и босыми
ногами по холодному полу пошла в комнату. Мама бы
непременно за это устроила взбучку.
Быстрый взгляд на часы вызвал негодующее «ой, блин».
Из шкафа на кровать полетели любимые джинсы
и красная рубашка в клетку — спасибо, что жёстких
правил по поводу одежды в редакции не было,
а вот опоздания главный редактор очень не любил. Быстро
одеться, налить кофе в термокружку, забрать волосы
в подобие хвоста и через две ступеньки выскочить
на улицу, чтобы сесть в машину и помолиться всем
богам трафика о милости в виде отсутствия пробок
до редакции.
— Таська, ты совсем ошалела? Главвредыч уже сто раз про
тебя спрашивал!
— Маш, я еле нашла где запарковаться.
— Ты ему это объяснить попробуй. Он тебя точно сегодня
заклюет!
— Сплюнь, дура. Тебе хорошо — живёшь в соседнем
доме, а я у черта на куличках.
— Сама дура! — обиженно сказала девушка
и протянула небольшую папку — Вот, тебе на изучение
оставили.
— Потом прочитаю. Все на летучке?
— Ага. Уже минут десять как.
— Блин. Может не идти?
— А потом он тебя вообще испепелит своими воплями
о «безответственности в поведении и неправильном
расходовании временных ресурсов». Лучше уж на летучке пару
фразочек отхватишь.
— Тоже верно.
Во время разговора девушки быстрым шагом летели
по редакции в сторону зала для совещаний. У самой
двери Тася остановилась и прислушалась к происходящему
за дверью.
— Лютует? — перешла на шепот Машка.
— Не. Вроде про разворот что-то.
— Тогда, ни пуха.
— К черту, Марусь!
Девушка выдохнула, открыла дверь и проскользнула
внутрь.
— И на счёт разворота я ещё раз повторяю —
мне нужна сенсация! Чтобы читатели кипятком изошли! Найдите уже
что-то. Не может же быть, что бы кто-то с кем-то
не женился или не развёлся. — главред как обычно
раскачивался в своем кресле и перелистывал страницы
с набросками статей.
