Катарина
Каждый раз за неделю до Нового года у меня начиналась хандра. Я
никогда не любила эту праздничную суету, от которой все поголовно
сходили с ума. От одного только вида елок, мишуры, шариков и
мерцающих всеми цветами радуги гирлянд, меня начинало поколачивать
так, что желание сбежать на край земли возникало самым первым по
утрам, усиливалось в течении дня и становилось таким сильным, что к
тридцать первому числу я уже всерьез начинала искать билеты туда,
где не празднуют очередную смену цифр в календаре. И у меня были на
это свои причины. Первая - люди. Их становилось слишком много.
Абсолютно везде: на улице, в магазинах, в метро… Все они весело
улыбались, считая необходимым протиснуться почти вплотную, едва не
наступая на ноги, обернуться и произнести:” Извините! С
наступающим!!!” И нестись дальше со своими пакетами и свертками.
Как будто мне было дело до их извинений. В любой другой день я
старалась выбрать такое время, когда в супермаркете будет как
можно меньше посетителей, но перед праздниками это превращалось в
невозможный квест… Кажется, даже если бы я заявилась туда глухой
ночью, то обязательно найдется несколько десятков, а то и сотен
человек, кто будет там шарахаться между рядами с полными тележками
продуктов. Вторая - мандарины. И как бы странно это не звучало, но
я любила их до безумия и ненавидела ничуть не меньше. От запаха
мандаринов у меня начинало сосать под ложечкой. И пока одна рука
тянулась к связкам этих вкусных оранжевых засранцев, вторая уже
начинала искать в недрах сумки упаковку с Супрастином. Такая вот
несправедливость - аллергия на то, что очень хочется. Больше всего
на свете. А в канун Нового года устоять становилось практически
невозможно. Пара съеденных долек и пальцы через полчаса начинают
напоминать сардельки, если тут же не проглотить пригоршню таблеток…
То еще счастье. Ну и третье - тридцать первого декабря меня бросил
парень. Пусть уже прошло четыре года, и все это было еще в
институте, но каждый год в счастливых лицах прохожих я видела
улыбку того единственного и слышала:” Луковая, короче… я тут
подумал… в общем, не звони мне больше. Ок? Не кисни только. Давай,
с Наступающим тебя.” Дело было даже не в том, что меня бросили, а в
том, что мою фамилию подло исковеркали, делая ударение на первый
слог. Добивая окончательно и с особым садизмом.
Я стояла рядом с ёлкой, к которой Лешка, как оказалось, попросил
прийти пораньше вовсе не для того, чтобы побыть вдвоем подольше,
хватала морозный воздух и никак не могла понять за что. Что я
сделала не так? Ведь все же было хорошо… Мир тогда для меня сжался
в точку и стал превращаться в расплывающееся, веселящееся,
цветистое пятно - я просто боялась разреветься в голос, вытирала
рукавицами слезы, проваливаясь в скулящую пустоту. Лишь когда рядом
появились Анютка с Мироном и мы вместо запланированного кино
поехали к ним домой, меня прорвало. Я не слышала, что она меня
спрашивала, позволила стянуть с себя пуховик, шапку и ботинки,
уткнулась в плечо и завыла:
- Нюта-а-а… он меня Луковой назвал… - повторяла я, закапываясь в
ее объятия все глубже, - Нюта-а-а… и ещё сказал не звонить…
Произнести вслух то, что меня бросили, я так и не смогла, но
Анечка все поняла сама. Мы с ней дружили с первого класса, всю
школу просидели за одной партой и даже поступать пошли в один
университет. Только я на матфак, а она на бухучет.
Мироша был тут же изгнан в комнату, меня усадили за стол на
крохотной кухоньке, где мы вдвоем проревели до глубокой ночи, все
сильнее убеждаясь, что верить мужикам нельзя. Никому из них нельзя.
И всем им нужно отрезать яйца по самые уши. Только Мироша не попал
в этот расстрельный список. Но он был единственным, кому не грозила
принудительная кастрация, по одной простой причине - с девятого
класса представить Анютку без Мирона и Мирона без Анюты было
невозможно. А ещё они ни разу не поругались, женились сразу после
первого курса и перед самым дипломом родили Олечку. Такая вот
настоящая любовь, глядя на которую мне тоже хотелось своего кусочка
счастья, хотя бы приблизительно похожего на их идиллию. Но счастье
исковеркало фамилию и попросило не звонить… А я хотела, порывалась
набрать номер, каждая цифра которого горела огнем в голове,
психовала на Нюту, отобравшую телефон, снова захлебывалась слезами
и отказывалась верить в такую простую истину - меня бросили.
Бросили, как надоевшую куклу.
