Нетипичное фэнтези про
оборотней и истинную пару! Для тех, кто любит призадуматься в
конце. Всем, кто любит мой слог (знаю, таких много) - это самая
красивая и неоднозначная моя история)
Ларг проснулся от дикого крика,
подскочил на кровати как ошпаренный. Охнул, чувствуя, как сердце
замерло и захолонуло волной холодного ужаса. Как был, не одеваясь,
рванулся в её спальню.
Волосы по подушке, алый румянец
на фарфоровых щеках. Изящная фигурка разметалась по кровати, из
груди льются слабые стоны, ужас застыл на её невероятном,
ангельском лице. Еще спит, снова не может проснуться и страдает,
скованная цепями своего личного мрака.
Он знает, что ей снится. Ей
всегда снится одно и то же. Одинокое безмолвие мертвого безмирья,
где её бросили умирать. Бросили свои же, без единого шанса на
спасение.
Ларг устал задаваться вопросом,
что такого ужасного могло сотворить это хрупкое, эфемерно
прекрасное создание, чтобы заслужить такую кару. Ведь даже убить
было бы милосерднее. Но она закрывалась в себе и молчала.
Замыкалась, превращаясь в колючую ледышку, обжигая пустотой в
холодном взгляде. Этот взгляд он не выносил. Пусть лучше ненависть,
хоть что-то, но только не эта ужасная, топкая, пожирающая душу
пустота.
Каждый раз его сердце трепетало
и сжималось при мысли, что было бы, не задержись он тогда в этом
гиблом месте? Пойди он другим путем... Что было бы, если бы он...
её не нашел?
Он присел на край кровати,
обхватив ее за плечи. Почувствовав тепло его рук, она очнулась,
открыла глаза, утопив его в океане безудержного сиреневого безумия
и, оторвавшись от подушек, рывком обняла за шею. Судорожно
уцепилась дрожащими пальцами за его обнаженные плечи.
– Ларг...
– Тише, тише... – неуверенно, но
бережно, насколько только способен грубый и могучий альфа, он
стиснул её в объятиях как самое хрупкое и дорогое своё сокровище.
Железным усилием воли подавил страстный порыв сжать до хруста в
костях, пытаясь унять предательскую дрожь в ладонях и успокоить
ухающее чугунным молотом сердце.
Каждый раз так... Каждый раз,
когда ему доводилось её касаться. Да что касаться? Даже смотреть
порой бывало боязно. Когда при одном взгляде робеешь так, что спина
покрывается холодным потом, а при звуке голоса холодеет кровь. До
колик под ложечкой страшно, когда режет ледяным кинжалом взгляда,
но как же сладко, когда этот взгляд теплеет, облачаясь в вязкую
сирень.
Смешно даже. И где его
могущество, величие и сила?.. Одно прикосновение – и нет их.
Испарились. А вместо легендарного всесильного владыки – лишь
трогательно-робкий юнец, неспособный бороться с этим безумным
наваждением.
Она прижалась лбом к его плечу,
вцепилась в шею, так беззащитно и трепетно, словно страшась
потерять. Прильнула к его теплу, а он содрогнулся, ощущая кожей
рук, как трепещет её тело, сотрясаемое судорогой озноба.
Всхлипывает, глотая слёзы,
обжигает шею жарким, прерывистым дыханием. И страх. Стелется змеей
незримо, но зловеще, обвивает тонкую шею душными кольцами, сползает
по ее спине на руки Ларга, и он чувствует его, ощущает, как этот
терпкий ужас передается ему и обволакивает душу ледяным
туманом.
Сколько раз он собирался
разобраться. Разнести в труху этот проклятый клан, да хоть всю расу
этих негодяев, что посмели сотворить такое с ней! Развеять в прах
без права на упоминание. Это было в его силах. Но она читала его
мысли, и снова этот взгляд – ледяной, колючий, стальным клинком
рассекающий грудь и вяжущий внутренности в морской узел. Не
смей.
Ларг досадливо скрипнул зубами.
Подхватил ее на руки, усаживая к себе на колени, устроил её голову
на сгибе локтя, обхватив хрупкое тело руками, баюкая. Словно малое
дитя.
Она выдохнула устало,
расслабилась в сильных руках, доверчиво прижавшись щекой к его
груди. Заполошно трепыхающееся сердечко успокоилось, сровнялось
рваное дыхание. Вот так. Теперь все правильно. Все на своих местах.
Все так, как и должно быть. Но кто, мать его, выстроил эту
закономерность?
