Тень
Вы, люди, такие
невнимательные
ЭвиГауз
ГлаваI. Ва-банк
Никогда не слушайте
Торопыжку
Да-да, никогда его не слушайте!
Слышите? Никогда! Особенно, если ставка – девица.
«Почему?» – спросите Вы. Об этом и есть наша история, и
началась она задолго до того, как одной тихой ночью Гровер радостно
взревел:
– Ставка!
Не чуя подвоха, он алчущим
наживы взглядом обвёл кислые морды соперников-кладовщиков за
импровизированным столом, унял дрожь паники в пальцах и сделал над
собой титаническое усилие: постарался стереть с юной физиономии
победную ухмылку – очень постарался! Но разве такую сотрёшь, когда
даже горящие уши вопят: «Наконец-то! Наконец-то повезло
по-крупному! Впервые за три часа, парни! В жизни впервые!!!»
Гровер прикрыл карты трясущимися от волнения пальцами и под
удивленные взгляды схватил мятую крону. Двинул её в центр
перемазанного краской стола. Его нервное «С...ставка!»
слилось с резанувшим уши вибрирующим звоном гаечного ключа. Эхо
звякнуло из глубины ночного ангара, а потрёпанная купюра дрогнула и
послушно вытянулась под уставшими пальцами.
– Эй-эй. Полегче, парниша, – оживился
взъёрошенный старикан по соседству, окинул молокососа завистливым
взглядом и буркнул: – Эк, как тебя наконец-то проперло. Всё по
маленькой, по маленькой. Ат чёрт, везёт подлецу, – и скинул карты с
деланно равнодушной физиономией.
С другого края стола заржал толстяк
Фунтик. Хрюкнул в карты:
– А Гровуша сегодня гигант, хоть и
первый разок, – в сотый раз за ночь толстяк по-отечески подначил
юнца: – Ты ж повысил, дубина. По-вы-сил. Как только играешь,
зелень?
Над столом по кругу покатились
смешки, а Фунтик нежно погладил опухшими пальцами свою последнюю
кровную крону и губы его презрительно скривились. Толстяк потянул
полной грудью прокуренный смрад над столом и продолжил наставлять
новичка:
– Мы ж по пинтикам режемся, а ты
цельную крону влепил. Хоть сечёшь, как попал? – а про себя
заскулил: «Как же я-то попал? Как попа-ал».
Первые надежды Фунтика обуть новичка
растворились в издохшем закате, проржавели, осыпались коричневой
пылью с дырявого стального бочонка под ёрзающей тушей в грязной
спецовке, и теперь только горящий жадностью взгляд трусливого
кладовщика пересчитывал кроны соседей: уж, не отхапать, так хоть
своё вернуть, что ли. Толстяк вытер нос рукавом перепачканной
каплями машинного масла спецовки и с нажимом окутал сидящих
глубокомысленным, – попа-а-ал.
– Вот-вот, попал, – буркнул бугай
Ремень. Прищёлкнул по картам – отправил их в центр стола и, имея
ввиду себя, грустно пожаловался: – попа-ал. Как пить дать, попа-ал.
Гребаный покер.
Ремень уже три часа наблюдает, как
деньги неумолимо перетекают к этому сопляку. Нет, по-крупному
сегодня хватают все, если быть честным. И Ремню пару раз везло.
Крепко везло. Да и что говорить – раззадорило. Даже как-то
распалило. Но этот новенький, Гровер: здесь пинтик, здесь два. И
так монетка за монеткой, капля за каплей, как вода из испорченного
крана деньга незаметно, исподтишка за три часа перекапала к этому
проходимцу. А ведь каждый – каждый! – из десяти сел с десятью
кронами. Куча денег. Уж это-то Ремень знает точно.
Замечают этот странный «эффект
текущего крана» только продувшиеся вчистую. И все! Все выходят
молча, с делано бесстрастными минами и рёвом возмущения внутри.
– Осталось четверо и, похоже, парень
сгребёт всё, – решил Ремень, встал из-за стола и пожаловался: – Сто
грёбанных крон, цианидом ваших тараканов! Месяц кутить можно. Вот,
блин, попал! – пошарил в пустых карманах и кивнул на дальний угол –
ремонтную площадку – вторую лужу света в темноте необъятного
ангара. Буркнул: – Я к Мегере. – И как бомбу взорвал – стол грохнул
хохотом. Фунтик утробно заржал, старик в углу зашёлся язвительным
хрипом в нечёсаную бороду, а Ремень плюнул с досады и снова
буркнул: – М-да… К Пантере... Чёй-то у неё из рук всё валится.
