Я жизнью утомлен, и смерть – моя
мечта.
Что вижу я кругом? Насмешками покрыта,
Проголодалась честь, в изгнанье правота,
Корысть – прославлена, неправда – знаменита.
Отрывок из сонета Шекспира № 66.
Перевод: В. Бенедиктова.
Чехословакия. Прага. 1980 год.
Выбегая с плохо освещённой улочки, ведшей от подпольного бара, на
Малостранскую площадь, Милена запуталась в собственных ногах,
которые двигались уже скорее по инерции, чем по её воле. Она
споткнулась об низенький бордюр и упала на вымощенную камнем землю,
выставляя перед собой руки. С её губ, разбитых щедрыми, звонкими
пощёчинами, слетел едва слышный стон. На дрожащих коленях и ладонях
ожогом вспыхнули ссадины. Но боль чувствовалась не так остро, как
паника, пожиравшая в ней чувство жизни ледяным
вакуумом.
Задержавшись на четвереньках, Милена испуганно оглянулась вокруг
себя, но никого поблизости не увидела. Не заметила шокированных
прохожих с недоумёнными взглядами. Затаив дыхание, прислушалась, но
ничего не услышала, разве что удары сердца, клокочущего за клеткой
рёбер, и звуки вдалеке едущих автомобилей.
Её не преследовали. Бросили…
Милена встала и пошатнулась: одна нога словно стала длинней.
Заметила рядом отломанный каблук, нагнувшись, подняла.
– Такой же, как и я. Сломан, – швырнув его прочь, процедила Милена
растрескавшимся голосом.
Судорожно всхлипнув, сняла туфли и отбросила их.
Прикрыв плащом разорванное шёлковое платье, опустила голову и
затянула пояс. Шмыгнув носом и обняв себя за талию, дабы не
рассыпаться, как ей казалось, и от лёгкого ветерка, медленно
побрела босиком по укрытой ночью Праге. Мысли лихорадочно дрожащей
Милены походили на дно разбитого бокала. Она была неспособна о
чем-либо думать, что-либо анализировать. Тело ныло и тряслось от
накатывавших воспоминаний об оскорблении и унижении, душа надрывно
плакала от отвращения и обиды. Милена не вчера рассталась с наивной
девочкой в себе и знала: темнота после заката всегда таит в одном
флаконе и романтику, и опасность со всем, что они несут. Но сегодня
она получила сполна лишь второго. Ещё пару минут назад её полностью
сковывал страх, парализуя конечности. Теперь же шок правил в ней
бал. Милена перестала бояться. Перестала чувствовать. Ей стало все
равно. Пустота… стремилась овладеть ею полностью.
Издалека докатился раскат грома. Небо угрожающе задрожало. По
подоконникам и крышам, нарастая, забарабанил ливень, сжавший в
объятиях притихший город.
Милена нервно дёрнулась, когда из-за угла собора Святого Микулаша
неожиданно выбежали парень с девушкой. Их задорный и беззаботный
смех эхом разносился по безлюдной дороге. От любви, вскружившей им
голову, они в упор не замечали дождь, ливший стеной, и Милену,
смотревшую на них взглядом затравленного ягненка.
Счастливая пара, как ей подумалось, не знающих горя людей что
бритва полоснула ей по раздавленному сердцу. Подхватив на руки
улыбающуюся девушку, парень закружил её в вальсе, напевая весёлую
песню. Яркая жёлтая молния расколола чёрные небеса надвое, заставив
довольного судьбой парня поставить на ноги свою возлюбленную и,
крепко взяв её за руку, скрыться в ночи под аккомпанемент глубоко
вздыхающей бури.
Холодный поток с неба безжалостно хлестал Милену по лицу, смывая
остатки туши с ресниц и превращаясь в грязные дорожки на её щеках,
но она упорно продолжала идти вперед по вмиг образовавшимся лужам
на асфальте. Блеклый свет фонарей неуверенно освещал её лицо,
пленённое выражением: она потерялась. Заблудилась на просторе
собственной жизни. В чувствах. В эмоциях. В мыслях. Затерялась… И
теперь ничто и никто не может ей помочь. Смысл жизни безвозвратно
утрачен. Его не вернуть.